Ночной океан

Искусство и науки Цатта, достигнув небывалого уровня, пришли в упадок. Прежнее доминирование машинной цивилизации разрушило привычные эстетические каноны, что не замедлило сказаться на всем последующем развитии. Современная живопись занималась геометрическими узорами и была легковесна, поэтому предпочтение отдавалось старым полотнам. Литература выродилась в источник индивидуального наслаждения; игра слов ценилась больше смысла и была непонятна для Замаконы. Точные науки охватывали все области знания, за исключением единственного направления – астрономии. Полный упадок последней объяснялся тем, что подземные жители не видели смысла в изучении явлений, не наблюдаемых в повседневной действительности. Философия замкнулась в привычных формах; технология хотя и существовала, но не поднималась до значительных высот. История не вызывала интереса ни у кого, кроме узкого круга ученых мужей, для которых появление Замаконы было существенным дополнением к многочисленным хроникам и летописям в библиотеках. Общество тяготело больше к ощущениям, нежели к мыслям; изобретатель нового вида наслаждения почитался и привлекал последователей, в отличие от первооткрывателей и исследователей полузабытых загадок мироустройства.

Религия преобладала над остальными интересами в жизни Цатта, хотя очень немногие взаправду верили в потусторонние силы. Привлекательность веры заключалась скорее в экзальтации и своеобразном чувственном опьянении, которое вызывалось мистическими обрядами и песнопениями жречества. Башни, воздвигнутые в честь Великого Ктулху, которого древние представляли в образе щупальцеликого титана, были самыми богатыми зданиями в Кн’йане. По обилию злата и серебра им почти не уступали загадочные гробницы Йига, прародителя змей. Со временем Замакона узнал подробности жертвоприношений в честь этих чудовищ, но христианское благочестие не позволило ему доверить их бумаге. Сам он не принимал участия в вакхических церемониях, хотя по форме некоторые из них были близки к его собственной религии; испанец никогда не терял надежды распространить веру в Святой Крест и на этот уголок мира.

Значительное место в насущной религии Цатта занимало дошедшее из глубины веков по-настоящему искреннее поклонение перед священным металлом Ктулху – зеркальным темным веществом, подобного которому не существовало в природе, но которое неизменно сопровождало историю людей в форме божественных изваяний и иерархических знаков отличия. С незапамятных времен один только вид этого металла пробуждал самые глубокие чувства; в сделанных из него цилиндрах хранились древние свитки и рукописи. Теперь же, когда угасание науки заглушило критические настроения, люди Цатта вновь прониклись благоговением и трепетом перед сакральной субстанцией.

Побочная функция религии состояла в регулировании календаря, созданного в эпоху, когда время и возраст играли первостепенную роль в человеческой жизни. Сменяющиеся периоды бодрствования и сна, удлиненные, сокращенные и смещенные так, как диктовало настроение и желание, и отмеряемые ударами хвоста великого змееподобного Йига, весьма приблизительно соответствовали реальным дням и ночам, хотя Замакона и полагал, что они были в два раза длиннее. Годовой период, отмеряемый ежегодной сменой кожи Йига, был равен примерно полутора годам верхнего мира. Замакона считал, что он хорошо изучил местный календарь, когда писал свою рукопись, отсюда и столь уверенно проставленная им дата – 1545 год, но едва ли эту цифру стоит принимать без проверки.

Отвращение и тревога поднимались в душе испанца, пока он слушал неторопливый рассказ предводителя кн’йанских воинов. Кровавая история подземного мира, нынешние упадок и угасание, а также прямое предостережение против попытки бегства не раз заставили его пожалеть о встрече. Понимая, однако, что только искренность и согласие способны помочь ему, Панфил де Замакона решил во всем положиться на своих спутников. Скрывать описания родного мира мнилось бессмысленным; того, что он успел пересказать, вполне хватало для поддержания оживленной беседы.

Его слова были первой достоверной информацией о мироздании, полученной людьми Цатта за долгие эоны, минувшие после той страшной ночи, когда под водой скрылись Атлантида и Лемурия. Более поздние сведения ограничивались общением с замкнутыми и малоразвитыми цивилизациями майя, тольтеков и ацтеков, а также с дикими племенами на северных равнинах. Замакона был первым европейцем, ступившим на земли подземного народа; образованность и ум выгодно отличали его от прежних посетителей. Смуглолицые воины затаив дыхание слушали все, что он передавал им, и было очевидно, что угасающим наукам о прошлом и мироздании их встреча посулила скорое возрождение.