Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Товарищи-сослуживцы Врангеля Нащокин и Пыхачев согласно свидетельствовали о нем как участнике тех же собраний, на которых присутствовали и они. Нащокин дважды показал, что он вместе с Врангелем был у Муравьева-Апостола в лагере под Лещином (первый допрос Левашева, ответ на вопросные пункты от 19 февраля), также вместе с Врангелем посетил Муравьева-Апостола еще раз в Белой Церкви, а затем они слышали на общем собрании от того же Муравьева-Апостола: «Мы все здесь члены»; правда, оба досрочно покинули это собрание. Нащокин при этом отрицал собственную принадлежность к тайному обществу. Пыхачев в показаниях от 7 марта утверждал, что Врангель, в отличие от него, вместе с Нащокиным оставался до конца собрания. Он встретил Врангеля после завершения собрания, когда тот возвращался от Муравьева-Апостола. По словам Пыхачева, Врангель знал, что совещание в Лещине имело своим предметом обсуждение способа «действовать», иными словами – замысла военного выступления[475]

.

В ходе следствия очные ставки Врангеля с его обвинителями так и не состоялись. К 20 апреля была подготовлена итоговая записка о Врангеле, которая зачитывалась на заседании Комитета, однако решение его участи последовало только месяц спустя. 28 мая, при завершении основной работы Комитета было решено представить императору о судьбе нескольких подследственных, которые «оказались совершенно непричастными к злоумышленным обществам». По итогам следствия Врангель был освобожден без всякого взыскания, как «непричастный к злоумышленным обществам», 2 июня – в тот же день, когда получили свободу А. С. Грибоедов, А. А. Плещеев 2-й, М. Ф. Голицын, а также признанные следствием членами тайного общества, но не подлежащими ответственности А. В. Семенов и М. Н. Муравьев[476]

. Справка «Алфавита» Боровкова содержит краткое резюме показаний членов тайного общества, причем отражены лишь оправдывающие свидетельства: «при Врангеле насчет общества ничего не было говорено»; из числа обвинительных показаний приведено лишь свидетельство Бестужева-Рюмина о том, что Врангелю было только сообщено о существовании тайного общества, но он «совершенно принят не был»[477]

.

Отметим особо тот факт, что все артиллерийские офицеры, кроме Врангеля, были признаны следствием знающими о существовании тайного общества или его действительными членами (в случае А. Н. Фролова – несмотря на его полное отрицание обвиняющих показаний, длившееся в течение всего процесса) и получили административное наказание. Удалось оправдаться только одному Врангелю. Видимо, вследствие этого, в научной литературе утвердилось мнение о том, что Врангель не состоял членом тайного общества, хотя некоторые исследователи считали возможным включить его в число лиц, вошедших в состав Южного общества, наряду с другими артиллерийскими офицерами и офицерами гусарских полков 1-й армии[478]

.

Показания, полученные следствием, свидетельствуют о такой же степени причастности Врангеля к тайному обществу, что и Пыхачева и Нащокина – офицеров-артиллеристов, состоявших в тайном обществе. Из свидетельств непосредственных участников собраний в Лещине с полной очевидностью следовало, что Врангель присутствовал на этих собраниях в качестве члена общества (артиллерийские офицеры были представлены как члены общества), что он не раз посещал Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина, вел с ними политические разговоры, знал о тайном обществе и его политическом характере, понимал его опасность. Узнал он и о замысле военного выступления для достижения цели заговора. А показания руководящих членов Васильковской управы прямо говорили о состоявшемся приеме Врангеля в тайное общество, причем из них вытекало, что процедура приема была растянутой во времени: принятие Врангеля и других артиллерийских офицеров состоялось еще до лагеря в Лещине. Бестужев-Рюмин, подтверждая факт предложения о вступлении, сделанного Врангелю, свидетельствовал о «несовершенном» характере приема.

Однако следствие не обратило никакого внимания на целый ряд показаний, подтверждавших эти выводы, в том числе принадлежащих ближайшим товарищам Врангеля Пыхачеву и Нащокину. Главным фактором, оказавшим влияние на следствие, оказалось, по-видимому, поведение Врангеля на допросах и характер его оправдательных показаний. Завоевав доверие к своим словам откровенным признанием имевшихся контактов с руководителями тайного общества, он сумел своими показаниями убедить следователей, что являлся принципиальным противником цели декабристской конспирации и особенно планов ее реализации, несмотря на опасный характер разговоров, бывших у него с лидерами Васильковской управы. В этих условиях следователи сочли излишним даже проведение очных ставок Врангеля с его обвинителями.