Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Комплекс следственных показаний об Арсеньеве, несмотря на его оправдание, содержит прямые свидетельства о принадлежности к тайному обществу, как и о том, что его рассматривали как единомышленника и кандидата, готового вступить в число членов. Показания его полкового командира Муравьева и М. Муравьева-Апостола, которых нельзя не признать авторитетными и осведомленными свидетелями, говорили о том, что Арсеньев состоял в числе членов общества. Несомненно, еще с 1824 г. он входил в круг офицеров-ахтырцев, охваченных влиянием руководителей Васильковской управы, которые с течением времени становились ее членами. Распространение тайного общества в этом полку происходило не благодаря усилиям Муравьева (принявшего полк только весной 1825 г.), а прежде всего через Бестужева-Рюмина, что делает наиболее убедительным предположение о том, что подготовка к приему и само принятие Арсеньева осуществлялись именно руководством управы. Данные следственных показаний ставят под сомнение отрицание Бестужева-Рюмина принадлежности Арсеньева к тайному обществу; очевидно, у него были причины скрыть участие Арсеньева в конспиративном союзе. Отдельно отметим слова Бестужева-Рюмина, переданные Муравьевым, что на Арсеньева «можно крепко надеяться», – они прямо говорят об Арсеньеве как единомышленнике членов тайного общества. Разговор Арсеньева с Муравьевым, состоявшийся 30 декабря 1825 г., источником которого послужили, согласно оправдательным показаниям Арсеньева, сведения, поступившие от участника заговора Андреевича, находился в прямой связи с известиями об открытии тайного общества правительством и аресте С. Муравьева-Апостола. Предложение подготовить эскадрон в этом случае, без сомнения, помещается в контекст обсуждавшегося плана военного восстания в случае обнаружения общества.

Таким образом, данные, полученные следствием, ставят под серьезное сомнение показания Арсеньева, избравшего для своей защиты позицию полного отрицания, последовательно выдержанную им во всех показаниях. Следует признать весьма успешной осуществленную Арсеньевым в целях оправдания интерпретацию важного уличающего показания Муравьева о смысле предложения подготовить свой эскадрон к «походу» – предложения, которое Арсеньев не стал отрицать. В целом, следствие по делу Арсеньева отмечено незавершенностью: не получили развития показания о членстве его в тайном обществе, не были опрошены офицеры Ахтырского полка и другие свидетели (в частности, Андреевич), не проводилась очная ставка с Муравьевым. Следствие, подойдя некритически к оправдательным показаниям Арсеньева, не придало значения показаниям Муравьева и М. Муравьева-Апостола о принадлежности Арсеньева к тайному обществу. В вопросе о поступлении офицеров-ахтырцев в тайное общество следствие сосредоточилось на участии в этом полкового командира Муравьева, упустив из виду энергичную деятельность в данном направлении руководителей Васильковской управы. Полученные следствием прямые и косвенные свидетельства об участии Арсеньева в тайном обществе, обсуждении им замысла восстания, конкретные данные о предложении подготовить к выступлению эскадрон Ахтырского полка заставляют признать оправдательный вердикт следствия необоснованным. Эти свидетельства говорят о том, что подлинные отношения оправданного лица к декабристской конспирации укрылись от внимания следствия.

Поручик 6-й конно-артиллерийской роты Фаддей Егорович Врангель

был назван членом Южного общества в показаниях нескольких лиц. На первом допросе, снятом Левашевым и заслушанном на заседании Комитета 17 января, М. Муравьев-Апостол перечислил среди известных ему офицеров-артиллеристов, состоявших в тайном обществе, А. Н. Фролова, М. И. Пыхачева, Д. А. Нащокина, Ф. Е. Врангеля, а также, с оговоркой «кажется», Глебова; помимо них, он назвал также Горбачевского и Андреевича[462]. Источником этих сведений являлись сообщения Бестужева-Рюмина. Показание М. Муравьева-Апостола было сочтено достаточным для решения об аресте Врангеля и других офицеров и привлечении их к следствию. Врангель был доставлен в Петербург 31 января и после предварительного допроса в тот же день заключен в Петропавловскую крепость

[463].

27 января сведения об артиллерийских офицерах были запрошены у Бестужева-Рюмина, причем вновь названные лица были отнесены Комитетом к участникам Славянского общества. В своем ответе подследственный отмечал: «Пыхачев и Нащокин принадлежали к нашему обществу. Врангелю только что говорено было об обществе, и он совершенно

принят не был. О Глебове я никогда не слыхал»[464].