Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

О принадлежности к тайному обществу полковых командиров Низовского и Муромского пехотных полков Федора Карловича Левенталя и

Вильгельма Карловича Ширмана следствию стало известно из показаний П. И. Пестеля, М. и С. Муравьевых-Апостолов. Они ссылались на сведения, полученные от Бестужева-Рюмина. Согласно этим показаниям, последний сообщил об осуществленном им приеме Ширмана и Левенталя в тайное общество во время поездки для приобретения новых членов в 7-ю пехотную дивизию, соседнюю с 9-й дивизией, к которой относился Черниговский пехотный полк. Первое показание М. Муравьева-Апостола от 22 января – после допроса у Левашева – содержало сведения о принятии Бестужевым-Рюминым в тайное общество еще не названных лиц: «при проезде своем в 7 дивизию, где он принял двух членов – полковников Ширмана и Левенталя». Сведения эти относились к осени 1824 г., тогда Бестужев-Рюмин заехал в деревню, где жил М. Муравьев-Апостол – имение Хомутец Полтавской губернии. В ответах на вопросные пункты от 29 января Муравьев-Апостол повторил это утверждение еще раз, назвав Ширмана и Левенталя среди известных ему членов Южного общества[479]

. С. Муравьев-Апостол и Пестель ссылались на Бестужева-Рюмина, от которого исходила информация о приеме полковых командиров 7-й дивизии[480]. Несколько показаний, полученных от осведомленных и руководящих участников тайного общества, предопределили особое внимание к Левенталю и Ширману со стороны следствия.

23 января на заседании Комитета после первых показаний Муравьева-Апостола было решено просить повеления «взять» двух новых членов Южного общества; резолюция императора «Привезти» санкционировала это решение, 26 января отдано приказание об аресте. Оба полковника были доставлены в Петербург и помещены на главную гауптвахту 9 февраля[481]. На первом «предварительном» допросе у Левашева они категорически отвергли свое участие в тайном обществе или какую-либо степень осведомленности о существовании заговора. Ответы были зачитаны на заседании Комитета 9 февраля. Очевидно, к этому времени император был уже знаком с содержанием их ответов на предъявленные обвинения; он повелел, чтобы «немедленно были даны очные ставки сперва Ширману и Левенталю, а потом другим, с теми, кои их обвиняют, дабы скорее привести в известность их вины»[482]

.

Немедленно были допрошены основные свидетели. 10 февраля М. и С. Муравьевы-Апостолы показали, что считали обоих полковых командиров членами, так как Бестужев-Рюмин объявил о сделанном им приеме, однако отрицали наличие собственных связей с этими лицами. То же показал и Пестель. Бестужев-Рюмин отвечал в показаниях, что он посетил двух полковых командиров в марте 1825 г., во время поездки в 7-ю пехотную дивизию для «распространения общества». С Левенталем он говорил о порядках в армии, о «возмутительных поступках» корпусного командира; примерно тот же предмет разговора был и в случае с Ширманом. Бестужев-Рюмин имел намерение принять обоих в тайное общество, но «не решился» и отложил прием, надеясь осуществить его с помощью других членов при сборе войск (очевидно, летом 1825 г., в лагере при Лещине), но этого также не случилось. На основании показания Бестужева-Рюмина Комитет уже 10 февраля признал обоих полковников невиновными, показания Бестужева-Рюмина были сочтены достаточными для оправдания, а поскольку других улик не было, то было решено, «отменяя очные ставки, в коих уже не настоит никакой надобности, представить об освобождении их…» императору. Николай I повелел «выпустить» полковых командиров, 13 февраля Левенталь и Ширман были освобождены с аттестатами[483].