Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

О том, что указанные Трубецким персоналии входили в круг единомышленников участников тайного общества, имеются и другие конкретные свидетельства. О взглядах Н. Н. Муравьева, фактически ничем не отличавшихся от взглядов участников Союза спасения, подробно писала М. В. Нечкина. Заслуживает внимания еще одно обстоятельство: в своем труде «Обозрение проявлений политической жизни в России» М. А. Фонвизин сообщал, что М. Д. Горчаков был в восторге от «Рассуждения о непременных государственных законах» Д. И. Фонвизина (введения к конституционному проекту Н. И. Панина – Д. И. Фонвизина), хранившегося у М. А. Фонвизина и распространенного им в списках в 1810-е гг. Прочитав его и полагая, что автором является сам М. А. Фонвизин, Горчаков высказал ему свое одобрение содержавшимся в «Рассуждении» идеям ограничения самодержавия[901]. Из этого указания явствует, что Горчаков был достаточно хорошо знаком с Фонвизиным, тесно и доверительно общаясь с ним, – настолько, что его могли ознакомить с документом, хранившимся в большой тайне и распространенным только среди единомышленников. «Восторг», выраженный Горчаковым, свидетельствует о том, что он принадлежал к числу единомышленников тех, кто думал о преобразовании самодержавной власти, с одобрением относился к проекту ограничения самодержавного правления. В контексте указания Трубецкого эти сведения укладываются во вполне определенную картину. Очевидно, перед нами еще один представитель старшего поколения участников декабристских обществ.

Особо отметим следующий факт: М. Д. Горчаков и В. А. Обручев в 1825 г. являлись начальниками корпусных штабов 1-й армии, соответственно 3-го корпуса и 2-го корпуса[902]. В состав первого из них входил, как известно, Черниговский пехотный полк. Оба начальника штаба, следовательно, были в пределах досягаемости служившего дежурным офицером при штабе 4-го пехотного корпуса Трубецкого. Таким образом, оба генерала были достаточно хорошо известны мемуаристу. Однако их участие в тайном обществе, учитывая биографические данные, следует, как представляется, отнести к более раннему времени – к периоду Союза благоденствия. Причастность всех рассматриваемых лиц могла стать известной Трубецкому от одного из представителей семейства Муравьевых (например, Н. М. Муравьева) или того же М. А. Фонвизина.

Лишь в отношении одного лица из названных Трубецким членами тайного общества существует вероятность его участия в более позднем конспиративном объединении, Северном обществе. В своих «семейных записках» Ф. П. Литке сообщал некоторые собственные наблюдения об эпохе 1810-х – 1820-х гг., которые свидетельствуют о его близости к декабристской среде: «В то время было в моде бранить правительство; между молодыми людьми не было другого разговора. Это был некоторого рода шик, да, правду сказать, и поводов к тому было довольно»[903]

. Говоря о своих контактах с осужденными по делу декабристов, он замечал: «…я был знаком со многими из заговорщиков, а с Бестужевыми даже в тесной дружбе с самого детства». В разговоре с Николаем I, ходатайствуя за своего друга Ф. С. Лутковского, пострадавшего по делу 14 декабря, Литке (по словам биографа) «со свойственной ему откровенностью» сознался императору, «что в то время (в 1825 г.) все молодые люди занимались политикой, не исключая и его самого, и что при той или другой случайности и он мог бы попасться, подобно Лутковскому; но что все это ребяческие давно забытые бредни»[904]. Однако если бы это откровенное признание о занятиях «политикой» прозвучало не на рубеже 1830-х и 1840-х гг., когда, судя по всему, известный мореплаватель ходатайствовал за своего друга перед императором

[905], а в 1825–1826 гг., биография Ф. П. Литке могла быть несколько другой. В любом случае следует отметить его близость к тем кругам, где «все молодые люди» критически смотрели на существующие порядки; именно эти круги служили питательной средой для тайных кружков и обществ политического направления. Фиксируемая связь Литке с братьями Бестужевыми заставляет выдвинуть предположение о том, что свидетельство Трубецкого о принадлежности известного мореплавателя к тайному союзу может относиться ко времени существования Северного общества.

Следующие мемуарные свидетельства – это указания хотя и не руководящих, но осведомленных участников тайного общества.

В записках В. Ф. Раевского содержатся данные о принадлежности к Союзу благоденствия отставного полковника Пятина[906]. Фамилия Пятина помещена мемуаристом в перечень участников тайного общества в Тульчине, которые стали известны ему после собственного вступления в декабристский союз в феврале-марте 1819 г. В перечне указаны (перечисляем в соответствии с авторской последовательностью): Н. И. Комаров, М. А. Фонвизин, А. П. Юшневский, А. П. Барятинский, И. Г. Бурцов, П. И. Пестель, П. В. Аврамов, В. П. Ивашев, Н. В. Басаргин, Пятин.