Новые марсианские хроники

— А я-то никак вспомнить не могу, что мне все эти твои марсианские хроники напоминают! Когда вас не было, мне он среди ночи позвонил. «Поздравь,— говорит,— я послезавтра тоже на Марсе буду!» — и рожа у него от счастья сияет, как начищенный пятак. «Как это так? — спрашиваю.— Что за гон?» «Да я тут одну игрушку взломал окончательно, а главный бонус в ней — отправка на Марс!» «Ну, поздравляю,— говорю,— удачи тебе». А сам, конечно, не поверил ни фига, решил, что он переел чего-то, и у него крышу сорвало…

Я тут же позвонил Козлыблину. Но его ДУРдом[1] ответил, что хозяина забрали в армию и он велел передавать всем приветы…

Ох, и нажрались же мы с Петруччио в тот вечер.

Андрей Щербак-Жуков

Самый важный контакт

— О каких марсианах ты говоришь! — негодовал Роберт.— Нет никаких марсиан! Мы — марсиане! Да-да! Мы! И никаких других марсиан не осталось… И ты это прекрасно знаешь!

Клариса ничего не ответила. Умная женщина — она ждала, пока муж успокоится. За пятьдесят без малого лет, прожитых вместе, она научилась чувствовать и понимать его, как не умела ни одна из женщин, живших на Земле. А вот он, напротив, утратил всякую способность понимать кого-либо кроме себя самого. Да и в себе-то частенько путался.

Роберт описал несколько кругов по периметру комнаты, служившей ему кабинетом, и замер. Взгляд его остановился на портрете отца, висящем над рабочим столом, а потом медленно спустился вниз — на знамя Независимого Марсианского государства, стоящее в углу. Красно-синее полотнище любовно вышили и обметали дочери Майкла и его внучки.

Возбуждение несколько утихло, и он плюхнулся в плетёное кресло — прикрыл веки и пальцами помассировал глазные яблоки.

— Впрочем, ты ведь этого не видела…— произнёс он уже совсем другим голосом. Голосом уставшего, далеко не молодого уже мужчины, взвалившего на себя больше, чем он в состоянии вынести. Он ещё чуть-чуть помолчал.

— А я видел. И хорошо это помню! — продолжил Роберт,— Я хорошо помню тот канал… Он был длинный, прямой, холодный. В его влажном зеркале отражалась ночь. Майкл сказал: «Мне всегда хотелось увидеть марсианина. Папа, ты обещал мне его показать». И вот тогда отец и сказал свои гениальные слова — слова, определившие всю нашу жизнь на этой планете, слова, которые потом были высечены на камне, установленном в центре Нового Миннеаполиса, слова, которые теперь заучивают в школе наши дети… Наши с тобой дети и внуки, Клариса, дети и внуки Майка и Тимоти…

— Бобби, ты не на трибуне…— попыталась прервать его речь Клариса. Однако он ничего не слышал, как не слышит ничего токующий по весне глухарь.

«Кто такой глухарь?» — подумала Клариса. И сама ответила себе: «Птица отряда куриных». «Что такое „ток“? Брачный танец глухаря… Сколько таких вот абстрактных знаний хранится в памяти новых марсиан. Названия птиц, зверей, растений, забытых предметов и агрегатов. Надо ли всё это помнить? Надо ли учить всему этому новые поколения детей? Не знаю…»

— Ты, конечно же, знаешь эти слова,— продолжал между тем Роберт,— но я всё равно произнесу их для тебя сейчас. Потому что эти слова — наше всё…

«Всё токует»,— несколько раздражённо подумала Клариса. А потом она пришла к мысли, что, может быть, это даже и хорошо. Может быть, это умение говорить выспренно и самозабвенно и есть самое главное качество её мужа. Именно из-за этого его, а не старшего из братьев — Тимоти — выбрали президентом Независимого Марсианского государства после смерти их отца. Именно такой вожак сейчас нужен — уверенный в себе и в своих людях, готовый идти, не останавливаясь, и вести за собой, даже если не знает, куда идёт и ведёт. А Тимоти… Он слишком задумчив, слишком интеллигентен. Он бесполезен, если нужно не просто жить, а — выживать. Вот он и самоустранился — неизвестно где изучает какие-то марсианские рукописи, остатки местной цивилизации. Уже многие годы о нём ничего не слышно…

Клариса думала о своём, а Роберт тем временем продолжал:

— Стоя на берегу канала, отец посадил Майкла себе на плечо и показал прямо вниз. «Вот они, марсиане,— сказал он.— Вот они смотри, сынок. Мы теперь марсиане!»

Роберту было всё равно, перед кем выступать: перед всеми жителями Нового Миннеаполиса или единственно перед своей женой. Он вытер платком пот со лба и успокоился.

— Да я не слышала этих слов, мы прилетели несколько позже,— сказала Клариса.— Но и я сделала многое, чтобы эта фраза стала главным принципом нашей жизни. Не забывай об этом!

— Я помню об этом… Вы прилетели несколько позже. Но раньше вас прилетели русские! И об этом тоже не следует забывать!

— Русские?

— Ну, а у кого же ещё из наших врагов могла быть ракета? Не у арабов же!..

— Почему вы решили, что это враги?

— А кто ещё? Они же были чужими! Совсем чужими! Своих бы мы узнали сразу.

Клариса молчала, и Роберт — лишь бы не упустить инициативу — продолжил рассказывать о том, о чём знали все жители города. Недолгая полувековая история поселения основательно преподавалась в школе, так что её знали на зубок даже дети самого младшего поколения.