Новый Мир ( № 10 2000)

Русские религиозные мыслители начала века тоже пытались “вспомнить” о природе философии, в известном смысле вернуть ее к тому, чем она была во времена Платона и Аристотеля, когда философия сознавала себя свободным диалогом между миром божественным и миром человеческим — свободным и равным если не по силе, то по достоинству. Воспроизвести это на христианской основе было непросто: “второй субъект” диалога должен сознавать, что он все-таки не равноправная сторона и его дело — прежде всего слушать обращенное к нему

иноприродное, священное Слово. В филологии же диалог ведется со словом

одноприродным

, словом человеческим. А вот что касается христианского осознания этого диалога, то оно — в том, что диалог ведется не в пустом или “научно” нейтральном пространстве, а перед лицом истинного Субъекта бытия; что каждое слово изречено или изрекается перед лицом Слова, без Которого “ничто (в том числе и слово человека. —В. Н

.) не начало быть” (Ин. 1: 3); что только от Него слово человеческое может получить отблеск Божественного совершенства; и перед Ним же оно отвечает — “ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься” (Мф. 12: 37), и к художнику это имеет отношение особое.

Секуляризация сознания упразднила (в лучшем случае вынесла “за скобки”) Субъекта бытия, а тем самым — и Слово, Которым все “начало быть”; субъектом назвался человек — что и стало, в частности, основой позитивистской филологии, литературной науки. Анализ и критика слова (писателя, например) получили свою “точку отсчета” не в области Слова, области “вечных истин” и высших ценностей, а в сфере секулярных человеческих ценностей, истин и интересов, диктуемых не ответственностью перед Богом, а временем, обстоятельствами, убеждениями и психологией “субъекта”.