Отношение исследователя литературы к слову как
субъектакобъектуесть, с гуманитарной стороны, глубоко ущербный подход. Притом он вовсе не исключает восхищения совершенством, “чудесностью” (С. Бочаров) слова, поклонения ему, — напротив, эти знаки нашей памяти о Божественном отсветеСлована слове приобретают даже особую остроту и напряженность, порой до экстатичности (наподобие гимна “клейким листочкам” из уст Ивана Карамазова, в “порядок вещей” не верующего), говорящей о неистребимой потребности в вере и поклонении “чему-то высшему”. Но ведь идол и кумир, какие бы им ни воздавали почести, — все равно объекты. Наслаждаясь красотой слова, называя его “божественным” и “чудесным”, обоняя аромат его совершенства, мы можем не слушать того, что и о чем оно нам говорит; воспринимая отсвет Божественной красоты — не слышать отзвука Божественной правды, “вечных истин”. Видя в слове лишьобъектизучения, мы тем самым претендуем на отношение к нему с высоты Истины, — а нам до этой высоты далеко, ведь мы всего только люди. Более или менее адекватно мы можем судить о слове (как и о человеке) лишь изглубины сопереживанияслову — из той глубины, к которой можно отнести евангельское: “Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне” (Мф. 25: 40). Христианский подход к слову литературы есть отношение к нему каксубъекту переживания— это и называется слушать. Слушатьвсеслово, а не только его гармонию, “чудесность” и красоту.(Собственно, это вещь универсальная. Наш тварный мир тогда только может достигнуть полной субъектности — на ином языке, спасения и оббожения, — когда будет стремиться к субъектным отношениям внутри себя, когда никто никого не будет считать своим объектом.)