Разгадка недоумений оказалась проста. Именно: то, что бесконечно волнует в Пушкине, в поэтическом слове меня, совершенно не интересно моему оппоненту.
Это не в упрек ему. Многие вещи, сказал Козьма Прутков, нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий; но почему, думал я, не волнующее моего оппонента тем самым и “небезобидно”, подлежит разгрому и запрету?
Отвечать по Фонвизину: то вздор, что не интересно моему оппоненту, — было бы и неуместно, и вульгарно; но, каюсь, что-то похожее мне чудилось. Вдруг осмыслилось, что мой критик читает Пушкина так же, как и меня недостойного: принципиально внеконтекстно, не
заглядываявнутрь — той же, скажем, элегии: о чем она, что там в ней происходит, — а скользя над образующими “дивную гармонию” сучками и задоринками, словно эта “печальная” поверхность так же гладка, как “дорога зимняя” в “Онегине”. Выражаясь упрощенно, меня волнует, что Пушкин переживает и говорит, а С. Бочарова — как Пушкин поет.Впрочем, каждому свое. Но нельзя пройти мимо того, что я не могу назвать иначе как догматикой. “Сомнительное дело, — пишет С. Бочаров, — не от жизни поэта восходить к его поэзии, но из текстов вычитывать его душу”. Это полновесный догмат. Мой оппонент велит мне исповедовать старый добрый детерминистский принцип, до блеска отполированный марксистским литературоведением, и послушно применять его к творчеству поэта, внятно сказавшего о присутствии в “заветной лире”, то бишь в “текстах”, именно его “души”. Кому-то это может быть неинтересно, но что же “сомнительного” в желании услышать “душу” — ведь с ее-то присутствием в “текстах” поэт и связывает свою славу в “подлунном мире”?
Другой догмат касается “природы лирики”: лирика запечатлевает “моментально и объемно мир и правду поэта”. Не мир и правду
собственно, а только “мир и правдупоэта”; и обязательно“моментально”;иначе, мол, не бывает. Ну а если бывает — например, у Пушкина? — как иначе понимать, скажем, неслыханные его лирические черновики, варианты — процесс, растянутый порой на годы? а если для Пушкина “правды поэта” мало и он хочет большего? Вдруг он не укладывается в эту — в других случаях приемлемую — типологию, он,слишком объективный, чтобы быть лириком(И. Киреевский)?