Новый Мир ( № 10 2000)

Но вот же Жуковский — не то что усомнился в пушкинской строке “Смысла я в тебе ищу...” как неприкасаемом “поэтическом факте”, а просто взял и переписал ее: “Темный твой язык учу...” — и тот же С. Бочаров не находит слов для выражения восторга: Жуковский “ответил Пушкину” (в его же стихотворении); “по-своему договорил” (то, что Пушкин сказал совсем иначе); критика и даже правка вполне возможны — и не Блока, а Пушкина, и не в воображении, а на бумаге и в печати.

Итак “откровение-смысл”, заключенное у Блока в “поэтическом факте”, для С. Бочарова почти сакрально, его нельзя “трогать”: за ним нет никакойбольшей

реальности (в самом деле, Блок, в отличие от Пушкина, вопросов не задает — он утверждает). Ведьцель поэзии — поэзия, а “трансцендировать за” поэзию, к цели высшей — это “утилизация” поэзии (“О чтении Пушкина”). Жуковский, однако, так не считал. Он исходил из того, что оба они, и Пушкин, и он сам, стремятся к одной Высшей правде (а не к “правде поэта”), нюансы же могут быть разными; и даже пушкинское слово было для Жуковского слово человеческое, а не сакральное, стало быть, можно и “договорить” его, и “ответить” на него. С. Бочаров считает строку Жуковского равной по достоинству пушкинской — ибо ощущает единство

системы ценностейдвух поэтов, — а разницы нюансов (она огромна) готов вовсе не замечать. Почему?

Да потому, думаю, что на эстетику “золотого века”, на его систему ценностей С. Бочаров смотрит несколько со стороны. В отстаивании же “координат” Блока и его эпохи он непримирим, они ему ближе. Отсюда у него и верховенство формулы “Цель поэзии — поэзия” (которая настолько “подошла” “серебряному веку”, что этот век соотношение жизни и поэзии, действительное для “золотого”, подверг инверсии в своих “жизнестроительных” целях).

Тут чистейшая идеология, оттого и мою критику Блока оппонент громит как “идеологическую” — в упор не замечая, что в моей статье вопрос о стихах Блока возникает в русле проблемы глубоко филологической — проблемысплошного контекстакак условия художественного совершенства.

С молодых лет я читаю стихи вслух (мне это необходимо, чтобы понять их иизучать). Еще не зная, что такое Причастие, а главное — читая Блока по советским изданиям, где слово “Тайнам” печаталось с маленькой буквы (что упраздняло игру слов), я тем не менее в финале всегда спотыкался на некой непреодолимой немузыкальности этого места.

И только недавно я впервые увидел текст с прописною буквой и понял, на чем споткнулась внутренняя музыка стихотворения.