Новый Мир ( № 11 2000)

Граница.

Я недаром сравнил “к. р.” с Запорожской Сечью литературы. “К. р.” — абсолютное “пограничье”, не автономный жанр, но граница между жанрами, даже между видами литературы (между поэзией и прозой, например), граница даже между литературой и

не

литературой. “К. р.” всегда на грани исчезновения. Еще немного — и ничего не останется. Кажется, что в самом этом жанре есть что-то псевдоглубокомысленное, идиотическое, что-то профанирующее, пародирующее сам процесс писательства. Вот “к. р.” Федора Абрамова, которым открывается антология “Жужукины дети”, зачин, эпиграф, надпись над входом:

“Кошка-самоубийца. На трамвайной линии, напротив нашего дома, худая серая кошка и, должно быть, очень старая. Идет трамвай, звонит. Кошка ни с места. Трамвай останавливается. Кондуктор берет на руки кошку, относит на панель. Но кошка снова бредет на рельсы. И вид у нее при этом такой, словно она во что бы то ни стало решила покончить с собой. И снова останавливается трамвай, и снова кошку относят на панель. Странно! С ума спятила кошка или и в жизни кошки бывают такие минуты, когда хочется броситься на рельсы?”

Кошка, конечно, хороша, но при внимательном прочтении “к. р.” выясняется, что в нем имеет место быть еще один не менее замечательный герой — писатель, с мрачной самоубийственной тоской уставившийся на улицу. Раз — заметил кошку, улегшуюся на рельсы, два — заметил кошку, улегшуюся на рельсы, не исключено, что три, четыре, пять — замечал кошку, ложащуюся на рельсы. И так весь день — кошка ложится на рельсы, а писатель за ней наблюдает.