Новый Мир ( № 11 2000)

Паскаль и Розанов — авторы “к. р.”.

Осколочность, бризантность “к. р.” вынуждают меня решиться на еще один сомнительный афоризм: “к. р.” — обломки огромной литературы. “К. р.” не просто атомы литературы, но взорванные атомы когда-то бывшей литературы. Каждый “к. р.” — небольшой такой портативный атомный взрывчик. Финал. Такие “взрывчики” уже случались в литературе, и ничего! “Фрагментарность, знаете ли, приходит и уходит, а литература — остается!” Почему бы не счесть “Мысли” Паскаля, “Афоризмы” Лихтенберга или Ривароля — просто “к. р.”? Жутковатая шутка горбуна Лихтенберга (прямо-таки — жутка, а не шутка): “Виселица с громоотводом” — чем не самый короткий “к. р.”? А удивительное наблюдение роялиста и переводчика Данте на французский язык Ривароля: “Человек, привыкший писать каждый день, рискует превратиться в того врача, который, умирая, щупал пульс у собственного кресла”? Современный автор “к. р.” обязательно продолжил бы метафору, выдул бы сюжет из предложенного образа: “Пульс обнаружился. Врач умер. Кресло — воскресло”. Но главное — Паскаль! Метафизическая основа “к. р.” — паскалевский ужас перед “двойной бездной”, бездной микро- и макромира, зажатость между пустотой сверху и снизу, страх от “молчания этих беспредельных пространств”. Фундамент “к. р.” — паскалевская невозможность связать, соединить фрагменты навек распавшегося, разлетевшегося в разные стороны мира. Отсюда и афористичность. В идеале “к. р.” стремятся к афоризму — идиотскому, как у Козьмы Пруткова, глубокомысленному, как у Паскаля, насмешливому, как у Ривароля, печально-насмешливому, как у Станислава Ежи Леца, нервно пробормотанному, как у Розанова.