Новый Мир ( № 11 2000)

Розанов — еще один из отцов основателей жанра. Вот “к. р.” Юлиана Селю (именно о его “к. р.” Михаил Бахтин говорил его двоюродному брату Дувакину: “У нас сейчас нет глаза и уха для этого”): “Бывает, что родной голос в телефоне возникает, расцветает не сразу. Бывает, что сначала он слабый, тусклый, по-странному чужой: не для своих, не для меня; я его таким не слышал — для чужого, настороженный. ...Но вот голос узнал, ожил, заструился, наполнил трубку, зазвучал. Душа отошла, согрелась — подошла. Как зверушка к решетке”, — на мой взгляд, это настоящий “опавший листок” из коллекции Василия Васильевича. Это естественно: Розанов — “Паскаль” нового времени, “Паскаль”, навострившийся писать в газету. В газете должно быть коротко и интересно, скандально и сюжетно, воз-бу-жда-юще! На стыке “паскалевского” и “газетного” рождается современный “к. р.”. “Жена входит запахом в дом мужа” — современные “к. р.” пропахли газетой, претендующей на паскалевскую философичность.

Обманки “к. р.”.

В “к. р.” писатель уходил, как в Запорожскую Сечь, как крепостной — в казаки; как пушкинский Алеко и толстовский Федя Протасов — в цыгане. “Степь. Десятый век, не свобода, а воля”. ...А потом оказывалось, что “к. р.” накладывает безжалостные ограничения. Если читатель во втором абзаце угадал “течение событий” — до свиданья, автор промахнулся. Мнимая философичность губит “к. р.”, как и настырное морализаторство. Вот рассказ Юрия Мамлеева “Куриная трагедия” — надо же было тратить столько слов, чтобы сказать: все мы — слепые курицы перед лицом судьбы, а иная курица будет почеловечнее, пофилософичнее, прикосновеннее к вечности людей, сожравших эту самую курицу-философа за обедом.

В “к. р.” надо уметь загадывать загадки и прятать насмешливую мораль за частоколом слов. Так, пелевинский “Встроенный напоминатель” — “к. р.” о всевластном художнике, повелителе уничтожения Никсиме Сколповском, который способен уменьшить людей до размеров пылинок, но с собственной зубной болью справиться не в состоянии. Он, выстроивший саморазрушающийся манекен со “встроенным напоминателем” о смерти (своей и чужой), сам оказывается таким манекеном, не разобравшим в зубной боли — напоминание о собственной гибели. Это — хороший мизантропический, почти свифтовский рассказ. Андре Бретон включил бы его в свою “Антологию черного юмора”. Французский сюрреалист (на мой взгляд) включил бы в свою “черно-юморную” антологию еще один рассказ, подобный жестокому “Встроенному напоминателю”, — голявкинский “Будет суп”.