тот единственный их поцелуй перед венчанием, который она вспоминала весь год, был
мгновенно забыт.
— Где бы я тебя еще поцеловал? — пробормотал он, оторвавшись от ее губ. — Не в келье
же настоятельской. А терпеть у меня больше сил нет, я и так всю зиму терпел. А как тебя
увидел, подумал, что если сейчас не обниму и не поцелую, то с ума сойду.
Его руки ложились ей на плечи так, как будто она родилась именно для этого — для того,
чтобы Петя ее обнимал.
— Видишь, как меня Вассиан обкорнал,— она взяла его руку и провела по своим волосам, —
теперь пока еще отрастут.
— Дурочка моя, знаешь, какая ты красивая? Лучше тебя на всем свете нет. Помнишь, ты мне
платье показывала? Когда в Лондон приедем, я тебе столько платьев подарю, сколько
захочешь. И ко двору тебя повезу.
— Королевы? — счастливо зажмурилась Марфа.
— Королевы. Представляешь, какая ты там будешь — в шелках, в бархате, в
драгоценностях. Я тебе закажу ожерелье — изумруды с алмазами, к глазам твоим.
— А где ты в Лондоне живешь? — она подумала, что так бы и стояла всю жизнь, нежась в
его объятьях.
— У нас большой дом в Сити, совсем недалеко от реки. Я перед отъездом велел для тебя
комнаты обставить. Там большая спальня, гардеробная для платьев твоих, кабинет. И
детская рядом. — Он повернул ее к себе лицом: «И как я только все это время жил без тебя,
Марфуша! Ровно и не жил вовсе».
— Расскажи еще про Лондон.
И он рассказывал, перемежая слова поцелуями, про реку, про собор Святого Павла, про
Вестминстер и Хэмптон-Корт.
— А летом поедем в деревню. Я куплю усадьбу маленькую, детям там лучше будет.
— Детям? — краснея, повторила Марфа.
— Знаешь, сколько я хочу от тебя детей? — Петя улыбнулся, глядя на нее пронзительно
синими, как весеннее небо, глазами. — Дюжину! Нет, больше!
Она достала из-под рясы свой крест.
— Никогда я его не снимала и не сниму, Петька, никогда.
Он достал свой — маленький, тонкий, с крохотными изумрудами.
— Ты мне каждую ночь снилась, я, когда тебя сегодня увидел, глазам не поверил, что мы
наконец свиделись.
Высоко в небе прошумели журавлиные крылья.
— Нет, на Каму вам не надо, — после вечерни Вассиан расстелил на столе чертеж в
библиотеке. Марфа перебеляла на бумагу карту, которую нарисовала в стойбище у
Тайбохтоя. — Смотри, отсюда пойдете до Вычегды, она в Северную Двину впадает, оттуда
путь прямой вниз, до Белого моря. Так быстрее. А в Соли Вычегодской в прошлом году
братья Строгановы Введенский монастырь поставили, там настоятелем друг мой хороший,
игумен Арсений, мы у Троицы вместе в послушниках были. Я письмо к нему дам, там и
передохнете. — Вассиан достал маленькую карту. — Вот, возьми, особо для вас Марфа
сделала, с такой идти удобнее.
— Спасибо, — Петя свернул свиток. — Думаю, до осени доберемся до Белого моря. Даже
если в Новых Холмогорах опасно будет — мне Федор Васильевич дал грамоту тайную. У
твоего дедушки покойного, Марфуша, там рыбные промыслы были. Поморы нас на Печенгу
отправят, а там уже и норвеги рядом.
Вассиан поднялся.
— Пора на покой, завтра вам отправляться до заутрени.
Марфа покраснела и опустила голову. Петя отвел глаза.
— Ладно, — настоятель проковылял к двери. — Я схожу в церковь и вернусь — отведу тебя,
Петр, в келью.
Не успела затвориться низкая, скрипучая дверь, они уже были в объятьях друг друга.
— Петьк, — губы Марфы горестно скривились, — Матвей моих батюшку с матушкой сгубил.
— Знаю, — он стер слезу с ее ресниц. — Мне Вассиан сказал. Тебе больше не придется
ничего бояться, я с тобой, и всегда теперь рядом буду.
Дверь чуть приоткрылась и Марфа отскочила от мужа, сделав вид, что занята картами.
Робкий северный рассвет поднимался над слиянием рек, когда два всадника выехали из
монастырских ворот. Вассиан, опираясь на костыль, перекрестил их: «С Богом!».
— Спасибо, брат! — обернувшись, крикнула Марфа и помахала рукой.
Когда они доехали до берега Вишеры, девушка, порывшись в суме, достала маленький
холщовый мешочек и, размахнувшись, зашвырнула на самую середину реки.
— Что это? — удивился Петя.
— Так, ненужное, — махнула рукой девушка и направила лошадь по тропе в глубь леса.
Лошади мирно щипали прошлогоднюю траву.
Петя натянул тетиву лука, и рябчик, беспомощно хлопнув крыльями, свалился к его ногам.
— Непуганые они тут, — усмехнулась Марфа, разжигая костер. — Не то, что на Москве.
Давай его сюда. — Она стала ловко ощипывать птицу. — Вассиан меня на поварню
монастырскую силком загонял. Говорил, латынь латынью, а тесто творить тоже уметь надо.
— Блины пекла? — Петя устроился рядом и поворошил дрова.
— Какие хочешь теперь могу. — Марфа насадила птицу на вымоченную в ручье ветку и
пристроила над костром. — Мы, когда с батюшкой на охоту ездили… — она вдруг
всхлипнула и уронила коротко стриженую голову на колени.
— Марфуша, хорошая моя, не плачь, не надо. — Пете отчаянно хотелось обнять ее, однако
он только и смог, что погладить содрогавшуюся в рыданиях спину девушки.
— Убью я Мотьку, — сказала она, отплакавшись. Высохшие глаза горели ненавистью. —
Доберусь до Москвы и убью.
— Мы ж в Лондон едем — неуверенно возразил Петя.
Марфа резко отбросила его руку.