o 8b191ad8675a2039

да и ложись спать, буквы никуда не убегут, завтра к ним вернешься». Ребенок послушно

свернул свиток, и, опираясь на костыль, заковылял к постели, лег. Отец вошел и

подоткнул ему одеяло.

— Тату, а давай вместе помолимся? А то маменька теперь меня никогда спать не

укладывает, я все один да один.

У Федора захолонуло сердце, сын смотрел так ясно, так доверчиво, не подозревая, что

только что между родителями произошел очень и очень неприятный разговор. Аграфена

хотела отдать его в монастырь, но Вельяминов наотрез воспротивился.

— Даже не думай, Груня. Я отрока малолетнего в монастырь загонять не позволю.

Вырастет, захочет взять иночество — тогда так тому и быть, а покуда он старший

сын, он и наследник.

— Ты пошто убогого в наследники прочишь? — со злой горячностью зашептала

Аграфена, оглянувшись, не проснулся ли спящий в колыбели младенец. — Вон у тебя

здоровый сын есть.

— Оба они сыновья мне, — отрезал муж. — И Вася — старший, не забывай об этом.

— Тогда я и болеть начал, — продолжал свой рассказ Вассиан. — Но странное дело, если

мы с отцом куда ехали, или я у Троицы был, когда у монахов учился, все хорошо со мной

было. А как домой возвращался, али в подмосковную, все хворости начинались сызнова.

Хоть и был я малолетка, но подчуял неладное, а сказать-то ничего не умею, да и некому. Вот

я и решил, как мне десять лет исполнилось, что лучше сам в монастырь уйду, чем меня

11 сотворить метание ( церк. ) — перекреститься, коснуться правой рукой пола, и, проделав

так дважды, поцеловать икону.

вперед ногами на погост понесут. Ну и ушел в послушники к Троице, а там и постригся в

семнадцать годков. Батюшка ко мне приезжал, а мать нет. Ни разу я ее с десяти лет и не

видел.

— Да как же так? — неверяще покачала головой Марфа. — Мать ведь она тебе, да и

батюшка что — не замечал, что ли?

— Он дома нечастый гость был, то при царе, то воеводой где, а как возвращался — дак ты

на меня посмотри, — Вассиан похлопал по искалеченной ноге, — кто удивится, что калека

горбатый еще и животом мается? А разом со мной покончить видать не могла она, все ж

мать. Да и отца боялась. Так и вышло, что я тут, а Матвей там. Но я не жалею, — Вассиан

раскинул руки. — На Москве тесно, дышать нечем, а тут гляди, просторы какие!

Вокруг раскинулась бескрайняя, покрытая стаивающим снегом равнина. Пригревало

весеннее солнце, медленно оживал темный лес на горизонте, хлопали птичьи крылья,

потявкивала лиса, в еловых лапах ворошился ветер.

— Вон там стойбище — показал Вассиан на опушку леса. — Они с оленями кочуют, куда

олени, туда и остяки. Ты не смотри, что их мало, Тайбохтой сюда с большими стадами не

ходит, они заради торговли тут стоят, вождь да еще два десятка человек, кучей через горы

переваливать несподручно.

— А чем торгуют? — Марфа, прищурившись, вглядывалась в пяток чумов, над которыми

курились сизые дымки. Олени паслись на лужайке, к деревьям были прислонены легкие

нарты.

— Мех привозят, иногда — самоцветы с Большого Камня, а мы им — соль, крючки

рыболовные, бисер для нарядов бабьих. — Вассиан спешился и захромал к самому

большому чуму.

Вождь угостил их местным лакомством — шариками из толченой черемухи, смешанной с

рыбьим жиром.

— Это за ваши блины, — вождь медленно, но внятно произносил слова чужого языка. —

Хорошая еда, можно с собой на охоту брать.

Он оказался неожиданно высоким, выше Вассиана, смуглый, с миндалевидными, темными

глазами и заплетенными в косу черными волосами. На нем была короткая охотничья парка,

отороченная рысьим мехом. Мускулистые, обнаженные до плеч, руки украшали затейливые

татуировки.

— Не видел я раньше его, — кивнул Тайбохтой на Марфу.

— Послушник новый наш, мне помогает, — небержно пояснил настоятель. — Ты сколько

людей привел, Тайбохтой?

— Мало. Воинов привел. Дорога длинная, трудная, жены и дети не нужны. Дома еще воины

есть, много.

Он махнул рукой и пожилая сгорбленная женщина принесла огромную рыбину. За ней двое

остяков волокли внушительного размера котел из бересты.

— Мать, — сообщил Тайбохтой, и Вассиан, поднявшись, чуть поклонился. Марфа

последовала его примеру. Темные узкие глаза старухи обшарили гостей с головы до пят.