o 8b191ad8675a2039

семя в землю, однако живое оказалось, цепкое. Сначала Матвей не поверил, что сестра

повенчалась с Петькой, но записи о венчании и крещении были в полном порядке.

— В Чердыни, значит, хоронилась, — хмыкнул Матвей и, скомкав документ , швырнул его на

пол. Марфа подобрала и бережно разгладила. — Вовремя Василий преставился, а то бы

кровью на дыбе умылся, за то, что прятал тебя.

— Руки у тебя коротки, Матюша, — рассмеялась она, убирая запись в ларец. — До рая, где

Вассиан, упокой Господи душу его, пребывает, ты не дотянешься, а в ад, ох, Матвей, не

торопись туда их совать, ты там и так будешь желанный гость.

Как он ее ни клял, как ни мучил ночами, она лишь кривила в презрительной усмешке

красивый рот, — знала, что брат, гораздый на угрозы и мат, ничего не посмеет сотворить ни

с ней, защищенной царской милостью, ни с дочерью, единственной наследницей рода

Вельяминовых.

Матвей хмуро налил себе еще водки, закусил соленым огурцом и стал жадно есть, — с

похмелья он всегда был голоден.

Марфа отложила бумаги.

— Хочу с Федосьей в тверские вотчины съездить, что по батюшкиной духовной мне отошли,

ты не против?

— Дома сиди, — проворчал Матвей. — Дороги нынче опасные.

Она удивленно изогнула бровь.

— Что ж ты, глава людей государевых, не порадел об этом, а? Иль боишься за меня?

Он боялся. Он знал, что эта зеленоглазая стерва, дай ей волю, подхватит дочь, и потом ищи-

свищи ее по всей Руси, а то и где подальше. А этого Матвей Вельяминов допустить никак не

мог, тогда можно было распроститься с надеждами на власть.

— Одна можешь ехать, а боярышня мала еще по бездорожью таскаться.

Он знал, что Марфа без ребенка никуда не поедет. Сестра только хмыкнула, ничего не

сказав, и вернулась к грамотам. Прочли молитву, и Федосья, поклонившись матери и дяде,

ушла за руку с нянькой.

— А ведь я могу, Матюша, Ивану Васильевичу про тебя многое рассказать, — будто

невзначай проронила Марфа. — И про то, что ты со мной творишь, ибо сие есть грех

непростимый, и про Анастасию Романовну покойницу. У тебя, как выпьешь, язык

развязывается, а я слушаю внимательно.

Вельяминов побледнел как мел.

—А посему, — сестра подошла к нему и он почувствовал травяной запах убранных под

вдовий плат длинных кос, — не смей трогать меня боле, понял? Кученей плоха совсем, не

сегодня-завтра преставится, я невестой царской стану, так что руки свои ты не распускай.

Он сглотнул.

— Я тоже про тебя многое знаю.

В черном она была особенно хороша. Матвей некстати подумал, что такая красота редко на

свет появляется.

— А что про меня знать, Матюша? Я смиренная вдовица и сирота на руках моих.

В ее голосе звучала такая неприкрытая издевка, что Матвей едва сумел подавить желание

схватить со стола тяжелый серебряный кубок и размозжить ей голову.

— Не покорится мне твоя сестрица без венцов брачных, — Иван задумчиво гладил по

голове своего златокудрого любовника.

— Силой возьми, эка невидаль, — Матвей не понимал, к чему его царственный

покровитель завел этот разговор.

— Нет, Матюша, она ж не девка худородная. Имя громкое, кровь чистая, сыновей

хороших мне принесет. Надо было мне Настасью покойницу в монастырь отправить, а

не держать при себе. Женился бы хоть на невесте твоей, помнишь ее, поди, ровно яблоко

наливное была девка, каждый год бы по сыну рожала. А вышло как? Федька хворый, на

ладан дышит, а на одного Ивана я царство оставлять боюсь. А ваша Федосья вон

красавица, да и здоровая какая, чтоб не сглазить, славные дети у сестры твоей будут.

— Но государь, царица твоя в здравии пребывает…

— Так ведь и я не король аглицкий, чтобы при одной супруге с другой венчаться. Вон отец

Лизаветы ихней потерял ум из-за девки и в какой разор страну вверг. Нет, я подожду, мне

торопиться некуда. Да и у Марфы годы покуда молодые, время терпит. А чтоб она не