o 8b191ad8675a2039

-Не больше, - протянул царь, и вдруг стукнул кулаком по столу. «Вот же тварь поганая, - два

года назад мы его от Астрахани пинком под зад отбросили, пушек у него не было, и флот ему

евойный не помог, так я смотрю, он уроки-то мало помнит».

-Надо бы за князем Воротынским спосылать,- сказал кто-то из ближних бояр. «Ливония – это

дело долгое, а ежели и вправду хан войско ведет, так лучше чтобы Михайло Иванович тут

был».

-Ну, так и спосылайте! – взорвался царь. «Для чего вы тут сидите, бородами трясете, один я,

что ли за страну должен радеть! Дармоеды, мало я вас казнил, как посмотрю!».

Он одним ударом ноги высадил низкую, золоченую дверь и вышел из палат.

-Никого не пускать ко мне, - сказал Иван рындам, что стояли у его опочивальни.

Он опустился на огромную, холодную кровать, и до боли сжал кулаки. Если бы этот поганец,

что сбежал от него в Ливонию, был бы сейчас рядом, он бы забил его плетью – или измучил

бы поцелуями. «Или и то, и другое», - мрачно подумал царь, и потянул к себе перо с

бумагой.

-Так вот и получается, Марфа Федоровна, - вздохнул государь, - что венчание наше-то

отложить придется, а то, что ж хорошего во время войны жениться.

Ну, ничего, за лето, с Божьей помощью, татар на колени поставим, и опосля Успения уж и

свадьбу сыграем. Князя Воротынского я на подмогу сюда вызвал, тако же и брата твоего,

пишут мне, что воюет он достойно, - улыбнулся Иван.

Марфа склонила красивую голову в черном плате. «А мы неустанно за победу оружия

нашего молиться зачнем», - перекрестилась она. «Пошлю в монастырь Воздвижения Креста

Господня – пусть обедни служат».

-А из Москвы не уезжай,- сказал Иван Васильевич. «За Оку мы татар не пустим, так что тут

безопасно будет».

-Да разве ж можно бежать, коли брат мой и нареченный мой воюют? – взглянула Марфа на

царя спокойными, ровно речная вода глазами. «И вот еще, ежели позволено мне будет... -

она прервалась.

-Говори, боярыня,- усмехнулся царь.

-Как была я за Волгой, так много хорошего про дружину Строгановых слышала, - тихо

проговорила Марфа. «Они за Большой Камень ходят, люди смелые, к войне привычные.

Атаманом там Ермак, сын Тимофеев, про него тоже известно, что, мол, человек отважный.

Может, подсобят они супротив крымского хана-то?»

-Это ты разумно придумала, - царь помедлил. «Спосылаю я гонца к Строгановым – пущай

атамана этого и дружину на Москву отпустят. Хоша и хорошее у нас войско, а усилить его не

мешает. Спасибо, боярыня, угодила ты мне советом».

-Да я государева слуга покорная, - поклонилась женщина. Иван остановился рядом с ней и

тихо сказал: «Томлюсь я, Марфа».

-Тако же и я, - он видел сверху, как дрожат ее длинные, темные ресницы. Чуть двинулась

маленькая грудь под опашенем, разомкнулись губы, и боярыня еле слышно вздохнула.

-Скоро, - пообещал ей Иван.

Вернувшись на Воздвиженку, Марфа, велев себя не беспокоить, на долгое время

заперлась в боковой светелке своей опочивальни, где хранила она травы.

Балтийское море, март 1571 года.

Ему в лицо хлестнула холодная, пахнущая солью вода, и он, - вроде бы, - пришел в себя.

-Ничего, - обернулся датчанин от румпеля, - повисишь так, а потом легче будет. Тем более

мы сейчас от берега отойдем, ветер утихнет.

Пинк тряхнуло крутой волной, и Вельяминов почувствовал, как все внутри него

выворачивается наизнанку – опять.

Он ходил во время оно с государем по Волге, под Казанью, но там и вода была другая –

спокойная, и берега реки было видно – в обе стороны. Здесь же Ливония уходила на восток

темной, низкой полоской, скрытой туманом – моргни, и нет ее.

А больше ничего и не было – вокруг лежал серый простор, без конца и края, по мрачному,

темному небу шли рваные, набухшие дождем облака, и казалось, нет больше на свете

твердой земли.

Карстен Роде оскалил острые, белые зубы и рассмеялся:

-Это ты, Матиас, еще в настоящем шторме-то и не был.

-Не был, - мрачно согласился Матвей, отплевываясь от мерзкого привкуса во рту. Он

подышал, прислонившись к борту пинка, и поднялся, чувствуя, как уходит из-под ног палуба.

Вельяминов закусил губу, - до крови, - и заставил себя выпрямиться.

-Молодец, - похвалил его Роде, и тут же корабль ухнул вниз с гребня высокого, выше его

мачт, вала.

Роде прочел переведенную Матвеем на немецкий охранную грамоту. Одобрительно

хмыкнув, он спрятал ее в кожаный мешочек, что висел у него на шее.

-Ну, с Божьей помощью, Матиас, теперь шведов-то мы на море осадим, - датчанин заказал

еще пива и спросил, глядя на Матвея: «Может, покрепче чего?».

-Да нет, - Вельяминов улыбнулся, приводя в порядок свои заметки. Он приехал в Гапсаль на

невидном, низеньком коньке, без оружия – пистолет и кинжал были спрятаны под кафтаном.

Воротынский тогда поглядел на него и рассмеялся: «Как есть торговец, какой, никто на тебя

и внимания не обратит».

И действительно – Матвей сейчас улыбнулся, вспоминая это, - он сколь угодно мог

слоняться по улицам города, привязав коня у трактира.

Мимо ходили шведские рейтары, переговариваясь о чем-то по своему, - Вельяминов

слушал, выдергивая из потока речи знакомые слова, - у замка, на площади, обучалась