-Чтобы струги строить - это надо крепостцу ставить, народ туда сажать, на случай набега
инородского, - вздохнул Ермак.
Иван Васильевич вдруг обернулся и Ермак, не отступавший никогда и ни перед кем, вдруг
дрогнул.
-Слушай меня, атаман, - тихо сказал царь. «Я сейчас с трех сторон врагами окружен – в
Ливонии война идет, с юга татары лезут, и еще ваши, - он выругался,- на востоке, туда же.
Так вот – страна у меня большая, народу в ней хватает. Сколь тебе надо людей бери, веди
их в Сибирь и воюй ее.
А лет через десять, как замирим инородцев, есть у меня для них подарение – посадим туда
хана, али князя, нам покорного, как в Ливонии, жену ему дадим, московских кровей, - есть у
меня одна на примете, и будут они довеку под рукой нашей. Однако же пока мы в Сибири не
окажемся, все это разговоры, понял? А чтобы там оказаться – я на тебя надеюсь».
Рында, наконец, с поклоном открыл дверь, и Ермак зашел в царские палаты.
Царь склонился над большим столом с еще двумя – высоким, седым, со шрамами на лице,
и другим – маленького роста, но складным и легким, чем-то вдруг напомнившим Ермаку его
сотника, Петра Михайлова, что бежал на Поморье. Только тот был темноволосым, а у этого
коротко остриженные локоны сияли ярким, золотым цветом.
-Князь Воротынский, Михайло Иванович, а это ближний боярин мой, Вельяминов, Матвей
Федорович, - сказал государь. «Вот, вызвал я нам на подмогу атамана дружины
строгановской, Ермака Тимофеевича. Человек он отважный, и бойцы у него – все как на
подбор».
Ермак поклонился боярам, и вдруг почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу.
-Брось, Ермак Тимофеевич, - сказал государь, - все тут свои, все воины. Иди к карте-т».
-Вот тут они обычно Оку переходят – показал Воротынский, - под Кромами.
-Что у нас там с засеками? – спросил Матвей, вглядываясь в карту.
-С засеками хорошо, а вот с людьми – не очень. Шесть тысяч человек у береговых воевод. У
тебя сколько, Ермак Тимофеевич? – повернулся Воротынский к атаману.
-Тысяча, - коротко ответил тот. «А если они не под Кромами будут переходить?».
-А где ж еще? – пожал плечами царь. «Там брод известный, другого перехода на Оке нет».
-Погодите, - сказал Матвей. «Дело атаман говорит. Если вот тут – он показал на карту, -
татары засеки с запада обойдут, то могут до Угры дойти.
-На коей дед мой, упокой Господи душу его, постоял-постоял с ханом Ахматом, да и
разошелся, а мы, чую, не разойдемся, - вздохнул государь.
-Угру ж эту, сколь я Дикое Поле помню, тоже можно вброд перейти, - повернулся Ермак к
Воротынскому.
-Можно, - мрачно ответил тот. «Да все равно, коли перебежчики правы, то там, у хана в
десять раз народу поболе, чем у нас, что на Оке битва будет, что на Угре, - все одно костьми
ляжем».
-Мне прямо сейчас митрополита звать, чтобы он зачинал панихиды служить? – ехидно
спросил царь. «Или все же выйдем навстречу татарам-то?»
-Семь тысяч у нас с твоими людьми, атаман, - взглянул на него Вельяминов снизу вверх. «А
у хана – как бы ни сорок».
В палатах повисло молчание.
-Если бы, конечно, полки людей государевых выставить..., - неуверенно сказал
Воротынский. «Тысяч шесть-семь же наберем мы там?».
-Наберем, конечно, - резко ответил Иван Васильевич. «Сам этим займусь, раз ты, Матвей
Федорович, - он иронично поклонился в сторону Вельяминова, «не желаешь государю в этом
помочь».
Матвей внезапно покраснел и сказал: «Ты только прикажи, я все сделаю».
-Да ладно, - махнул царь рукой, - лучше вон, с Ермаком Тимофеевичем посмотрите – какова
его дружина, да и, как дороги просохнут, отправляйтесь на Оку. А мы с князем Воротынским
и людьми государевыми там с вами соединимся. Ну что,- царь резко поднялся, - к трапезе-
то нас сестра твоя, Матвей Федорович, звала, на Воздвиженку.
-Я б к семье своей, хоша и лестно мне, что приглашают, - улыбнулся Воротынский.
-Езжай, езжай, Михайло Иванович, - разрешил царь, - у тебя жена, детки, а мы, – мужики
холостые да вдовые. Окромя как у боярыни Вельяминовой, дай ей Бог здоровья, нам и
поесть негде.
-А ты тоже с нами езжай, Ермак Тимофеевич, - улыбаясь, повернулся к нему государь, -
заодно на царицу московскую будущую посмотришь. Невеста это моя. Если б хан, собака, не
полез на нас, то на Красную Горку повенчались бы уже, а теперь придется после Успения.
-То милость для меня, государь, великая, - поклонился атаман.
Она встречала их в крестовой палате – маленькая, стройная, вся в черном, ни волоса не
выбьется из-под вдовьего плата. Тонкие, нежные пальцы ее были унизаны перстнями, –
изумруд, алмазы, сапфиры. Казалось, сами руки ее сияют, источая свет.
Женщина низко поклонилась и сказала нежным голосом: «Спасибо, государь, что дом наш
почтил посещением своим, а мы завсегда слуги твои верные».
-Вот, Ермак Тимофеевич, - обернулся царь, - это боярыня Вельяминова, Марфа Федоровна,
сестра Матвея Федоровича, и невеста моя.
Атаман увидел, как чуть улыбаются тонкие губы, как дрожат темные ресницы над зелеными