o 8b191ad8675a2039

-Так вот, - он словно нехотя протянул руку вниз, и Марфа до боли закусила губу.

-Соображаешь еще кое-что, али нет уже? – Ермак взглянул на нее, и Марфа заставила себя

сказать: «Да».

-Ну-ну, - он чуть пошевелил пальцами.

-Еще, - тихо попросила женщина.

-Потом, - сказал он, но руки не убрал.

-Поедем на Волгу, - быстро, - там повенчаемся, все равно где, главное, чтобы не узнали нас,

в деревне, какой. Потом пойдем на Большой Камень, а оттуда – в Сибирь. Она большая,

есть, где спрятаться. Золото у меня есть, лежит кое-где, еще, - Ермак улыбнулся, - с тех

времен, что петля по мне плакала.

-Не боишься? – она посмотрела на него снизу.

-Ради тебя, - рука задвигалась, и Марфа чуть застонала, - я на плаху лягу, хоть завтра». Он

помолчал. «А ты говоришь – боишься. Никому я тебя не отдам, хоша бы он и царь был».

-А если найдут нас? – Марфа вдруг приподнялась.

-Лежи спокойно, - он вдруг рассмеялся. «Если сможешь, конечно».

-Не найдут, на то я и Ермак Тимофеевич. А ты как раз по мне баба - хозяйственная, сильная

– хоть и маленькая, аки птичка, - он крепко прижал ее к себе. «И рожаешь хорошо. Всю

жизнь за мной проживешь, как за стеной каменной, Марфа».

Потом он, сидя, держа ее на коленях, сказал: «Получается, что ты во второй раз от царя

убежишь. Кабы был я Иван Васильевич, так я бы уже понял, и не ходил бы за тобой более».

-От тебя ж тоже убежала, - Марфа почувствовала, как Ермак заплетает ей косу.

-Ну да, а как нужен я тебе оказался – позвала,- он вдохнул свежий аромат ее волос. «Вот я и

думаю, Марфа, - уж не ты ли хана на Москву идти подговорила, а?»

-Ну, уж прямо, - она рассмеялась, обернувшись, и замолчала, увидев его глаза.

-Потому что с тобой – как с рысью, - он прищурился, - заснешь – а ты и горло перервешь, и

не оглянешься даже. Но мне нравится,- атаман слегка шлепнул ее, - у какого мужика рысь

под рукой-то, окромя меня? Даже у государя – и то нет.

Марфа стерла с пальцев остатки пепла, и, наложив засов на дверь, стала собираться.

Ермак осадил своего вороного коня у ворот белокаменного Серпуховского кремля.

Золотистые, крашеные охрой крыши блестели в жарком, полуденном солнце. Серпейка и

Нара, у слияния, которых стояла крепость, лениво текли куда-то вдаль. Тихо было вокруг,

только жужжали мошки да шелестели истомленные засухой листья деревьев.

Атаман заколотил рукояткой сабли в огромные, в два роста человеческих, тяжелые ворота.

-Спят, сволочи! – выругался он. «Хоша бы у них татары под стенами были – им все равно!»

-Чего орешь? – ворота чуть приоткрылись. «Нетути государя, не дошел сюда еще».

Ермак сжал зубы, чтобы не выматериться по-черному. Как и предсказывал Матвей

Вельяминов, сорокатысячное татарское войско обошло, засечные укрепления на Оке и

сейчас начало переправляться через Угру.

Матвей был как раз там – с передовым отрядом, на западном фланге рати, - единственной,

что сейчас сдерживала наступление хана.

-Семь тысяч, - горько подумал Ермак, и развернул коня. «Тысяча под Матвеем – эти

отборные, лучшие, там и дружинники мои, но ведь их сомнут и не заметят».

-Суки,- громко сказал атаман. «Суки поганые, что ж они тащатся-то!». Он пришпорил

жеребца и что есть мочи поскакал на запад.

Матвей поднялся в стременах и увидел на горизонте темную полосу. Она ширилась,

приближаясь, двигалась все быстрее, и Вельяминов, перекрестившись, потянул саблю из

ножен. Он обернулся к тем, кто был у него за спиной, и заставил себя улыбнуться:

-Ежели хоть настолько, - он раздвинул пальцы, - их задержим, то государь сюда с

подкреплением подоспеет. Поэтому стоять насмерть, как предки наши на поле Куликовом, и

да поможет нам Бог.

Матвей внезапно вспомнил, что с князем Дмитрием Ивановичем они родственники –

матушка его была тоже Вельяминова. «Ну, - сказал он тихо, - помоги мне, одной мы крови

ведь».

Пыль поднималась между двумя ратями, легкая, белая, чуть пахнущая полынной горечью

степная пыль. И уже был слышен дробный стук конских копыт.

-Что там? – тяжело дыша, стирая пот со лба, спросил Ермак у сотника, указывая на

заходящее солнце. Войско стояло тихо, только иногда кое-где ржала, высоко вскидывая

голову, лошадь.

-Боярин Вельяминов там, - сотник вдруг перекрестился. «Долгое время нет их, вдруг

задержал все же?».

-Задержал,- горько ответил атаман, - да вот только зазря смерть ихняя, нет полков людей

государевых, не подошли еще.

Воин побледнел. «Да что же это теперь будет, Ермак Тимофеевич?» - спросил он тихо.

-Бой будет, - коротко ответил Ермак, вглядываясь в татарские стяги, что развевались над

головами всадников. Холмы к западу от равнины, на которой стояло русское войско, были

черным-черны от подходящей рати.

Он очнулся на исходе ночи, от света факела.

-Живой, - хмуро сказал Ермак, ощупывая его разбитую голову. У атамана было перевязано

плечо - на тряпке расплывалось свежее пятно крови. Щеку пересекал свежий, вздувшийся

рубец – от края губ до уха.

-Ему-то я голову снес, - сказал атаман, заметив взгляд Матвея. «Что у тебя еще?».

-Иван Васильевич где? – спросил Вельяминов пересохшими губами.

-К Ростову ушел, - Ермак помолчал, - твари эти, люди государевы, разбежались, едва