o 8b191ad8675a2039

торопиться, ваше величество?»

- Да, действительно – тонкая, нежная рука Генриха Валуа вдруг –Петя даже вздрогнул, -

легла ему на руку.

Пальцы короля поглаживали его запястье. «Вы очень красивый мужчина, Пьер, - сказал

Генрих Валуа. «Ну, я думаю, вы это и сами знаете».

Петя почувствовал, что краснеет. «Спасибо, ваше величество, но…»

-Почему вы никогда не называете меня по имени? – король вздохнул и поднялся. Он был

выше Воронцова, темноглазый, изящный. «Меня зовут Анри, это просто».

-Ваше величество, - Петя, было, хотел отступить, но почувствовал, как теплые губы короля

касаются его губ.

-Генрих! – сказал потрясенно стоящий в дверях мужчина. «Генрих, что же это!»

-Матье, подожди! – король бросился за ним. «Подожди, не уходи, я все тебе объясню!»

Петя опустился в королевское кресло и облегченно стер пот со лба.

-Так ты меня любишь! – гневно сказал Матвей, стоя посреди спальни. «Стоит появиться

здесь какому-то мальчишке, ты сразу теряешь голову. Очень хорошо, развлекайся с ним,

сколько хочешь, а я уеду к себе в имения – Матвей быстро вспомнил, какое на дворе время

года,- там скоро сеять надо!»

-Матье, - король вдруг опустился на колени, - у меня ничего с ним не было. Он просто друг,

он привез письма моей матушки. Мой старший брат при смерти, надо возвращаться во

Францию.

-И оставить меня? – Матвей всхлипнул, гладя любовника по голове.

-Матье, ну ты же знаешь, как я ненавижу эту страну, - король поднялся и передернул

плечами. «Этот холод, этих ваших мужланов, что притворяются рыцарями, эту проклятую

высохшую старуху, на которой я должен жениться! Если бы не ты, Матье,- он нежно привлек

к себе мужчину, - я бы тут совсем зачах. Поедем со мной».

-Слава Богу, - подумал про себя Матвей, а вслух сказал, - капризно: «Я подумаю. Обними

меня».

Они стояли на берегу Вислы.

-Красивая тут река, - вздохнул Матвей. «Марфы нет больше, - он посмотрел в синие,

спокойные глаза.

-Я знаю, - проговорил Петя, и Матвей даже не стал спрашивать – откуда.

-Я бы мог тебя убить, - внезапно сказал Воронцов.

-Ты с оружием, что ли, сюда пришел? – усмехнулся Вельяминов.

-Нет, - тихо ответил Петр.

-Ну и я нет, - Матвей помолчал и сказал: «Я смотрю, ты тоже не против того, чтобы король

отсюда уехал. Я уж, Петр Михайлович, не буду спрашивать – зачем тебе оно, но мой тебе

совет, - как родственнику, - ты только на Москву не суйся. Тут – дело другое, тут мы равны, и

друг друга не трогаем. Степан-то жив?» - спросил Вельяминов.

-Зачем тебе? – угрюмо отвернулся Петя.

-Дурак, - спокойно сказал Матвей. «Марфа преставилась, окромя вас двоих, у меня и крови-

то родной не осталось. Ты, Петька, мал еще просто – такое понимать. Ты ж не женат,

небось?»

-Нет, - Петя посмотрел на спокойную воду.

-Ну и я вдовец бездетный, - красивые губы изогнулись в едва заметной улыбке. «Бывай,

Петр Михайлович, может, встретимся еще».

-Ты куда теперь?- спросил Воронцов, глядя на стройную, прямую, - будто юноша, - спину.

Золотистые локоны чуть дрогнули, мужчина, молча, ускорил шаг и потерялся в полуночной

тьме весеннего Кракова.

Часть десятая

Стамбул, осень-зима 1574 года

Великий визирь Османской империи, Мехмед-паша Соколлу, больше всего на свете любил

считать деньги. Он родился Бойко Соколовичем, в семье боснийского пастуха, и до десяти

лет, пока в их деревню не заглянул отряд Мехмед-бея, собиравший христианских мальчиков

для службы султану, Бойко никогда и денег-то в руках не держал.

Однако считать он любил даже тогда. Овец, листья, облака на небе. Складывать, отнимать,

умножать и делить. Больше всего – складывать.

Соколлу потянулся тонкими, длинными, костлявыми пальцами к столбику золота. Мехмед-

бей тогда дал ему первую в жизни монету, и сказал, улыбаясь: «Терпи. Иначе, какой ты

янычар?». Отобранным мальчикам делали обрезание, обращая их в ислам, прямо посреди

деревни. Солдаты сдерживали толпу рыдающих женщин, и Бойко тогда в последний раз

видел свою мать.

Его записали в реестр, - как положено, и назвали Мехмедом – как главу отряда. Янычаром, -

воином, - мальчик так и не стал. Еще в казармах Эдирне учителя заметили его таланты, и

вскоре Мехмед Соколлу уехал в Стамбул – учиться в закрытой дворцовой школе, где

готовили наиболее приближенных слуг султана.

Кроме родного языка, он знал турецкий, арабский, персидский, итальянский и латынь. В

тридцать лет он стал одним из семи хранителей султанской казны. Он женился на дочери

нынешнего правителя, Селима, и более, - как он думал, - ничто не могло его остановить.

До этого дня.

Он взял перо и подвел итог – 20 дукатов каждый день он получал как великий визирь.

Соколлу усмехнулся – чернила, что он исписывал, обходились дороже.

Каждый, кто хотел получить должность в разветвленной системе имперской бюрократии,

платил ему – не напрямую, но платил. Взятки он принимал только от самых важных

чиновников – пост визиря обходился в пятьдесят тысяч дукатов в год, пост губернатора – в

зависимости от отдаленности провинции, - от пятнадцати до сорока тысяч.

Губернатор Египта каждый год посылал ему сто тысяч – только поэтому,- Соколлу сладко

потянулся, - он до сих пор и сидел на своем месте.