o 8b191ad8675a2039

-Да хранит вас Господь, миссис Марта, - женщина услышала слезы в его голосе, и вдруг,

сама не зная почему, сказала: «Давайте завтра все вместе поедем на Мурано – на целый

день. Поедим у рыбаков, подышим морем».

-Спасибо, - он посмотрел вверх, и Марта увидела, как он улыбается. «Я буду думать о вас до

тех пор, пока не увижу снова».

Филип шел домой и бормотал про себя стихи.

Здесь, в Венеции, это случалось само собой – под сенью золотистого, постепенно

тускнеющего заката, в окружении камня, воды и неба. Он вспомнил, как опустился голубь на

плечо Марты, и серые перила балкона, нависшего над узким каналом. Она стояла там,

будто та гентская мадонна, - наклонив изящную, бронзовую голову.

Дома он сразу потянулся за пером и чернилами. Как и всегда, если уж оно было внутри - оно

сразу вырывалось наружу – такое, как надо, такое, каким сотворил его Господь.

Перечитав, он сделал всего несколько поправок, а потом, посмотрев в пламя свечи,

подумал, что все равно – ни один поэт, или художник, даже мастер Гентского алтаря, не

сможет хоть на мгновение стать подобным Всевышнему.

-Потому что только Бог может создать такое совершенство, как Марта, - пробормотал он,

встряхнув белокурой головой. «Я не могу, как бы я ни старался». Он перечитал еще раз –

медленно, внимательно:

Глаза, красою движущие сферы, -

Вы свет отрад, отрады блага льете,

Вы научили чистоте Венеру,

Любовь осилив, силу ей даете,

Ваш скромный взор величествен без меры,

У вас жестокость правая в почете, -

Не прячьте свет свой, не лишайте веры,

Над головой светите в вечном взлете!

Утрачу свет их - жизнь моя в ночи

Забудет дух питать, в томленье пленный.

Глаза, с высот дарите мне лучи.

А коли повелит огонь священный

Заснуть всем чувствам, хладу стыть в крови,

Да будет гибель Торжеством Любви!

- Да, - сказал Филип, улыбнувшись, - это про нее.

Засыпая, он подумал, что пройдет какие-то несколько часов – и Марта опять будет рядом с

ним – маленькая, даже на своих дзокколи, - все равно маленькая, - как ребенок, - изящная,

пахнущая жасмином , с этой своей легкой, сводящей с ума улыбкой.

Она будет сидеть в лодке, в платье бронзового шелка, зеленоглазая, и, может быть, даже

подаст ему руку, когда будет выходить на пристани.

- Счастье мое, - прошептал Филип, закрывая глаза.

-Вот, читай, - Марта перебросила Веронике исписанный лист бумаги. «Это он мне сегодня

принес».

Женщины сидели у камина – погода к вечеру испортилась, лил дождь, и было сыро.

-А съездили мы отлично, - Марта лениво потянулась.

-Теодор набегался, помогал рыбакам выгружать улов, испачкался с ног до головы, но был

счастлив. Мальчик есть мальчик. Тео тоже – Филип рассказывал ей про королевский двор в

Лондоне, его дед же был в свите покойного короля Генриха.

-Это прекрасно, Марта, - подняла Вероника карие глаза. «Можно, я перепишу себе?».

-Ну конечно, - улыбнулась женщина и вдруг помрачнела: «Он сделал мне предложение».

-И ты, его, конечно, не приняла, - вздохнула подруга.

-Ему двадцать один год, - Марта потянулась и налила себе подогретого вина со специями.

«Вряд ли его семья будет счастлива, увидеть новую леди Сидни, католичку, старше его, с

приплодом на руках».

-Ты можешь перейти в англиканство, - пожала плечами Вероника.

-Могу, - Марта выпила, - но все равно, милая, я не хочу выходить замуж за человека,

которого не люблю. Хотя детям, - женщина помедлила, - с ним хорошо. Он же сам еще как

мальчишка.

Марта помолчала и, не смотря на Веронику, спросила: «Он был у тебя?».

-Один раз, - куртизанка тоже выпила. «Я же, как кампо Сан-Марко – каждый вновь

приехавший считает своим долгом меня посетить, зря я, что ли, в каталоге, на первой

странице? И потом, не забывай, он живет на те, деньги, что дает ему отец – а я стою очень

дорого».

-И как он? – тихо спросила Марта.

-Он нежный, - зевнула куртизанка. «Юноши – они все такие. Но я у него была не первая».

Женщины помолчали, каждая думая о своем.

-Ладно, давай спать, у меня завтра новый клиент, - Вероника забралась в постель. «Человек

без воображения – прислал деньги, а не подарок. Правда, много».

Марта взбила подушку, и Вероника вдруг спросила ее: «Скажи, а, правда, что в гареме

женщины, ну, с другими женщинами...»

Та усмехнулась. «Ну, если в перерыве между отравлениями, удушениями и ядовитыми

змеями в твоей спальне ты найдешь время этим заняться – то можно, да».

Вероника расхохоталась и поцеловала подругу в щеку: «Спокойной ночи!»

Он отпустил лодочника и зашел в палаццо, в который раз подумав, что на те, деньги, что он

ей послал, можно было вооружить корабль. Не то, чтобы он был скупым человеком – на

хороших женщин золота было не жалко, но такой цены он не видел еще ни разу.