o 8b191ad8675a2039

-Это ты еще себя не знаешь, - сердито ответил Джон. «Ты себе просто запретил чувства, а

если разрешишь – это будет как лавина в горах, - не уйти. Уж поверь мне».

-Пока есть на свете милые и податливые любовницы кардиналов, - я в порядке, - отмахнулся

Джованни. «Мне скоро сорок, не мальчик я, чтобы влюбляться».

-Ну, а во-вторых – продолжил разведчик, - Орсини, в аду ему гореть, не один такой на свете.

Конечно, не все такие настойчивые, но мало ли. Если она будет замужем, все же это как-то

ее защитит от подобных ухажеров.

-Повенчай ее с Корвино, - предложил ди Амальфи. «Не сейчас, конечно, а через год. У него –

дочь, у нее – тоже дети, всем будет хорошо».

-А и правда, - пробормотал Джон. «Надо будет попробовать».

-Кстати на, - протянул Джованни письмо. «Это от Марты»

Разведчик распечатал, прочел два, изящным почерком написанных слова, и улыбнулся:

«Молодец девочка».

-Где она сейчас? – повернулся Джон к ди Амальфи.

-В Женеве, бумаг своих ждет, - ответил тот.

-Прекрасно, просто прекрасно, - пробормотал Джон. «Поеду я отсюда – прямо туда».

-Ты же в Венецию хотел, - удивился Джованни.

-Там срок только в сентябре, - разведчик вдруг улыбнулся, - успею.

Часть двенадцатая

Нижние Земли, зима 1577 года

Дельфт

Марта стояла на берегу замерзшего канала, притоптывая ногами. Лицо под соболиной

шапочкой, расшитой жемчугом, разрумянилось, изо рта вырывался пар.

- У твоего сына прекрасно, получается, - сказала ей Шарлотта Бурбонская, жена Вильгельма

Оранского, обнимая ее за плечи. «Смотри», - она кивнула.

Внизу пронесся клубок руки и ног, и, рассыпавшись на отдельных детей, повалился на лед.

«Мама! - приподнялся Теодор. «Я всех обогнал. Ну, кроме Морица, - показал он, краснея, на

высокого, тоже рыжеволосого мальчика, одного из сыновей Вильгельма.

-Морицу десять лет, а тебе пяти еще нет, - улыбнулась Шарлотта.

Девочки катались чинно, не обращая внимания на мальчиков, спрятав руки в муфты.

- И как ты с ними справляешься? – вздохнула Марта. «Семеро детей, и для шести ты не

мать, а мачеха».

Шарлотта погладила свой начавший выдаваться вперед живот и вдруг ее красивые губы

упрямо сжались: «Ты, Марта, не знаешь, что такое – в монастыре быть».

- Не знаю, - согласилась женщина.

- Ну вот, - Шарлотта усмехнулась, - а меня туда родная мать двух недель от роду отдала, и

до двадцати шести лет я больше ничего не видела. Сидишь там, за стенами, колокол звонит,

измеряешь время – от заутрени до вечерни, и понимаешь, что так и умрешь – ничего не

испытав. Крови пришли – и, думаешь,- впустую - зачем, все равно не носить тебе и не

рожать, - женщина, сняв шапочку, встряхнула темными волосами.

- Простудишься, - ласково сказала Марта, и, потянувшись, - Шарлотта была выше ее, -

пристроил мех обратно на голову женщины. Та вдруг поймала ее руку и улыбнулась:

- Как хорошо, что ты здесь! Раньше мне и поговорить не с кем было, здешние дамы, хоть и

милые, но, - Шарлотта понизила голос, - тупые, как гусыни, дальше своего города не

выезжали никогда. И дети наши подружились.

- Да, - Марта усмехнулась, глядя на то, как Мориц Оранский подъехал к группе девочек, где

была Тео, и что-то сказал. Девчонки расхохотались, Тео – пуще всех. Мальчик протянул ей

руку, и они стали кататься вместе. «Как бы, не поженились», - шутливо заметила женщина.

Шарлотта рассмеялась:

- Посмотрим, Марта, Бог даст. Главное, что ты – тут, со мной, - жена штатгальтера взяла ее

за руку и Марта сказала:

- Да я и сама рада, милая. Все-таки правильно сделал мой покойный муж, что перевел дело

из Германии в Англию, - иначе я бы так и не попала в Голландию, и тебя не встретила».

- Она славная женщина, - сказал ей Джон тогда, прошлым летом. «Ей просто одиноко.

Католики, после того, как она сбежала из монастыря, при одном упоминании ее имени

плюются, а с протестантскими дамами ей говорить не о чем – это все же глухая провинция, а

не Лондон, и не Германия. Тем более дети у нее – она же мачеха пяти законным детям

Вильгельма и одному внебрачному. И свою первую дочку, родила недавно, в марте».

- Почти как Изабелла, - Марта помрачнела. «Надо было этому твоему человеку раньше

приехать, зачем до июля было тянуть?».

-Затем, - Джон посмотрел на серую гладь Женевского озера – было не по-летнему холодно,

собирался дождь, - что ты сейчас сама в Нижние Земли поедешь, и поймешь – там нельзя

бросать дело на полдороге.

Там война, Марта, и она долго еще протянется. А если не мы – там такая кровавая каша

будет, - Джон передернул плечами, - и так уже - брат брата режет, и дети на отцов руку

поднимают.

- Все равно, - упрямо сказала женщина, и, поежившись, укуталась в шаль, - если бы я во

Флоренции осталась, я бы увезла Изабеллу куда-нибудь в надежное место, хотя бы сюда. А

потом забрали бы девочку – и дело с концом. Я бы и сейчас ее взяла, но не возить, же мне

за собой кормилицу. И Орсини, получается, жив, - она помрачнела.

- Он при смерти, - пожал плечами Джон. «Джованни ему кишки наружу выпустил, и рана

загноилась. Лежит во Флоренции, подыхает потихоньку – в мучениях. А если бы ты там

осталась – после, ди Ридольфи, - ты бы рисковала. У тебя дети, не забывай.