o 8b191ad8675a2039

- Знаешь, знавала я таких, как Орсини, - зеленые глаза Марты блеснули тяжелой сталью, -

они не умирают. Встанет и пойдет.

Джон помолчал и увидел маленькую складку в углу рта.

- Ты мне сказать что-то хочешь, Марта? – осторожно спросил он.

Выслушав, Джон чуть коснулся ее руки: «Если это тебя утешит, то Орсини не жить. И

вообще, - он вдруг прервался, - чтобы такого больше не случалось, тебе надо выйти замуж».

- Как будто замужних не насилуют, - горько рассмеялась женщина.

- И ответить-то нечего, - пробормотал Джон.

-Ладно, - Марта улыбнулась, - так что, мне просто проводить время с этой Шарлоттой,

развлекать ее, или с Вильгельмом тоже надо будет работать?

-Через нее, в основном, - ответил разведчик. «Вильгельм ее слушает – она женщина

разумная, в отличие от его предыдущей жены, Анны Саксонской. Та мало того, что уродина

была, каких поискать, но еще и без царя в голове.

- Что ж он на ней женился?- поинтересовалась Марта.

- Золото, - война дорого стоит, - и поддержка немецких протестантов – Анна была

единственной наследницей Морица, саксонского курфюрста, - объяснил разведчик.

-Кто-нибудь, когда-нибудь женится нынче по любви? – вздохнула Марта.

-Те, у кого нет денег, - рассмеялся Джон.

-Скажи мне, - повернулась Марта к Шарлотте, - правда, что кое-кто из лидеров восстания так

и не удовлетворен Гентским миром?

Женщина помрачнела. «Знаешь, Марта, есть умеренные протестанты – вот как я, и мой муж,

и умеренные католики. Там, - она показала рукой на юг, - таких людей большинство. А есть, -

и с той, и с другой стороны, - те, которые скорее умрут, чем пойдут на компромисс.

- И твой муж их слушает? – Марта глубже засунула руки в муфту – солнце клонилось к

закату, было морозно.

- На войне слушают голос оружия, - тихо ответила Шарлотта.

- Сама ведь знаешь, что адмирал Виллем де ла Марк был изгнан в прошлом году из

Голландии , за то, что не признавал моего мужа законным правителем. Но стоит ему

вернуться, и все морские гезы пойдут за ним. А их много.

- Я знаю, что гезы даже вели сепаратные переговоры с турецким султаном, - небрежно

заметила Марта, вспомнив, что ей когда-то рассказывал Селим.

- Да, и с покойным Селимом, и сейчас, - ходят слухи, что адмирал де ла Марк постоянно

сносится с великим визирем Соколлу, - ответила Шарлотта.

- Он же всем заправляет там, в Стамбуле, султан Мурад только охотится и рисует

миниатюры, - рассмеялась женщина.

-Как интересно, - улыбнулась Марта. «Не пора ли нам? А то, - она достала из муфты

шелковый платок и высморкалась, - чувствую, детей сегодня придется сажать прямо в котлы

на кухне, чтобы согреть».

Шарлотта вдруг попросила: «Марта, а пойдем один разок на санках съедем? Пожалуйста!»

- Ты ведь носишь! – строго сказала ей Марта.

- Я сзади тебя сяду, и мы тихо спустимся. Ну, пожалуйста! – улыбнулась Шарлотта.

- Тихо, как же, - проворчала Марта, усаживая подругу на деревянные санки. «Держись за

меня, крепко!», - приказала она.

Холодный ветер ударил в лицо, снег завихрился сзади, и санки вылетели на лед. Дети

восторженно закричали и кинулись к женщинам.

Шарлотта легла на спину, раскинув руки, и блаженно улыбнулась. «Хорошо-то как, Марта!», -

сказала она, глядя в низкое, темнеющее, зимнее небо.

Гент

Он проснулся как всегда – от холода и тоски.

Встав, он подбросил дров в камин, - пламя тут же разгорелось, стало чуть теплее, но тоска, -

щемящая, горькая, - никуда не исчезала.

Петя подвинул кресло к огню и налил себе вина. «Сопьюсь», - равнодушно подумал он, но

тут, же усмехнулся: «Если бы все было так просто».

Он стал пить, вернувшись из Италии - сначала немного, а потом – все больше и больше.

Однако вино не помогало – даже совсем пьяным он не мог забыть ее окровавленное лицо, и

страшные, распухшие пальцы, что сжимали золотой медальон.

Джованни написал ему, что Орсини медленно подыхает – это тоже не помогло. Боль внутри

осталась - тянуло слева, отдавало в плечо и локоть. Петя выпил и потер руку – опять

закололо.

На прощанье друг сказал ему, - мягко: «Пьетро, ты потом еще встретишь какую-нибудь

хорошую девушку, поверь мне. Просто подожди».

Он выпил еще и закрыл глаза – сон все не шел. Раньше Изабелла была рядом почти каждую

ночь – как наваждение – сладкое и мучительное. Петя шептал: «Господи, я прошу Тебя, ну

не надо, пожалуйста. Не сейчас».

Господь услышал его – теперь ему снилась мать. Ее прекрасное лицо было заплаканным, и

она отталкивала его, - шестилетнего, - от себя. Он рвался к ней, но дверь закрывалась, и

там, за ней, не было ничего, кроме ветра, темноты и бесконечного, вечного одиночества.

- Девочка моя, - пробормотал он, открывая медальон и целуя прядку волос. «Подожди еще

немного, папа тебя заберет».

- Господи, - подумал Петя, - а если ей будет плохо? Если случится что-нибудь? Это же

ребенок, совсем маленький. И меня рядом не будет, я ничего не смогу сделать.

Близнецам было года три, когда они заболели – тяжело, с жаром и бредом. Маша сбилась с

ног, и Петя, вернувшись, домой, увидев ее измученное лицо, сказал: «Иди, поспи. Я посижу с

ними. Ты отдохни, Машенька».

Она перекрестила детей, и, прикоснувшись сухими губами к его лбу, прошептала:

«Спасибо».