-Ну, если захочешь, приходи ко мне, - Марфа потянулась, - у меня все лежит свободно –
бери любую книгу. И как это у вас дети еще рождаются, - вдруг, ехидно сказала она, - или
вам и этого тоже нельзя?
Маша молчала, опустив голову.
-Ну прости, - Марфа присела на ковер, и взяв у невестки ребенка, устроила его рядом. «У
меня язык, ровно как у матушки моей – новгородский, что думаю, то и говорю. Не мое это
дело, конечно, но мне родители ничего не запрещали».
-То родители, а то – муж, - тихо ответила Маша. «Он же глава семьи, яко же Христос – глава
церкви, ему подчиняться во всем надо. Сама ж помнишь, как у апостола Павла сказано:
«Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни
властвовать над мужем».
-Да уж, - Марфа рассмеялась, - сразу видно, мужчина писал. Это он за ложе супружеское
отыгрывался - на нем-то не они властвуют, а мы – женщины. Видно, жена ему не давала, то-
то он такой злой был.
-Марфа! – в ужасе сказала невестка.
-А что? – та погладила Лизу по голове. «А ты слушай, ты пока хоть и дитя, но может все
равно – запомнишь. Дак в той же Библии, Маша, вон, Песнь царя Соломона почитай – где
там, что про безмолвие сказано? Там, наоборот – женщина говорит, и говорит-то как!
Марфа закрыла глаза и прочитала по памяти: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!
Ибо ласки твои лучше вина».
-Это про Иисуса и церковь Его, - хмуро ответила Маша. «Про божественную любовь».
-Ну конечно, - Марфа внимательно посмотрела в черные, смущенные глаза невестки. «Ты
мне скажи-ка – ты со Степаном хорошо живешь? Честно скажи, мы ж родственницы,
стесняться нечего».
-Как я не родила, - дак еще иногда хорошо было, - Маша вдруг опустила лицо в ладони. «А
потом…, - она махнула рукой.
-Да ты, милая моя, почти шесть лет назад родила, - ахнула Марфа. «А ну подвинься, - она
пристроилась на край кресла и что-то шепнула невестке.
-Нет, - почти неслышно ответила та. «И не было, - она замялась, - никогда. Ну было, но не от
этого, - она опять покраснела.
-Так скажи ему! – возмущенно потребовала Марфа. «Что ж это за жизнь такая!»
-Я, Марфа, как в супружескую постель легла, так у меня еще и крови не пришли. Что я тогда
знала – только то, что надо терпеть и молчать, - горько сказала Маша, и Марфа вдруг
вспомнила, что ей рассказывала Изабелла о своей брачной ночи.
-Сейчас ведь уже ничего не изменишь, да и какая ему разница?– Маша вдруг расплакалась.
«Я тихо, - сказала она, глотая слезы, - Лиза не испугается».
-Иди сюда, - шепнула Марфа и обняла невестку. «Ну-ну, - сказала она. «Хочешь, я с ним
поговорю, как он приедет?»
-Да нет, зачем? - Маша вытерла лицо, и, взглянув в окно, встала. «Вернулись наши
всадники-то, пойдем, сейчас купать всех придется».
В почте, что привезли из лондонского дома, Марфа нашла записку от Симмонса:
«Дорогая миссис Бенджамин, я заказал ложу в новом театре в Шоредиче. Выступает труппа
графа Лестерского, с представлением, которое они показывали Ее Величеству – «Спасение
Владычицы Озера». Если вы хотите составить мне компанию, буду счастлив, увидеть вас».
Марфа быстро написала ответ и задумчиво сказала, запечатывая конверт: «Ну что, дорогой
Чарльз, поговорим с вами – о том, о сем».
Она развернула письмо от деда, что переслал ей Исаак Кардозо, и рассмеялась – внизу был
приложен отпечаток маленькой ручки и написано: «Дорогой племяннице от тети Мирьям».
После обеда они с Петей медленно ходили по саду, примериваясь к робким шагам Лизы.
-А как ты вообще познакомилась с Симмонсом? – спросил муж, глядя куда-то в сторону.
«Тебе что, казенные деньги дали, чтобы у него разместить? Так Симмонс маленькие вклады
не берет, считает, что невыгодно».
- Отчего же казенные деньги, у меня и свои есть, - Марфа взяла Лизу за руку. Та сказала:
«Еще гулять!»
-Ну конечно, - улыбнулась женщина. «Конечно, доченька».
Она вдруг взглянула на мужа: «Ты не против, что я Лизу так называю?».
-Ну, Тео и Теодор меня же отцом величать стали, - он чуть улыбнулся, - не против, конечно.
Так у тебя же тоже небольшой вклад – откуда у тебя деньгам-то взяться?
Марфа выпрямилась, ровно струна.
-Я, Петя, не нищенка какая, - гневно проговорила женщина. «Я наследница деда своего, а у
того денег было, - как сам знаешь, - немало. Ты ж сам, как хозяин «Клюге и Кроу» , вклад его
держишь. Венецианские это деньги, пятьдесят тысяч золотом. Стамбульские мой дед сам
забрал, а эти – у меня».
-Как забрал? – сглотнув, пробормотал Петя. «Он же утонул, Никита Григорьевич, на Ладоге,
ты ж мне сама еще тогда, в Москве, рассказывала».
Марфа усмехнулась и вытащила из-за корсета письмо. «Чтобы род мой потопить, Петенька,
не токмо Ладоги – всех морей в мире не хватит. Вот, читай».
-В Святой Земле, - потрясенно сказал Воронцов, передавая жене конверт. «И дети у него
есть. Сколько ж лет-то сейчас Никите Григорьевичу?»
-Семьдесят семь, - усмехнулась Марфа. «Наша семья,- она крепкая, Петя, матушка моя,
если б не Матвей, тоже бы долго прожила. А батюшку ты сам помнишь – он в шестьдесят
пять тебя еще успел погонять, как драться-то учил, хоша тебе и восемнадцать было тогда».