o c24ec28d571a6d65

устанавливает свои правила. А пока я тут даймё, и с кем хочу, с тем и торгую. О

миссионерах речь не заходила у вас?

- Бог миловал, - красивые губы усмехнулись. «Вообще, как ты сам знаешь, его светлость

сёгун смотрит на это дело сквозь пальцы. Ну, как ты примерно».

- Это до поры до времени. Смотри – указал дайме, - какая она сегодня высокая.

Мужчины помолчали, глядя на освещенный призрачным, белым светом сад. «Очень красиво,

- одобрительно сказал Масато и тут же застонал от удовольствия: «Да, именно такая вода,

как и мне, было надо».

- Послушай, - внезапно предложил Масамунэ, когда их уже вытирали слуги, - хочешь, я буду

у тебя сватом?

Масато поднял руки, ожидая, пока на него наденут серое, изящное кимоно, с черной каймой

и вышитыми серебряными журавлями, - герб рода Дате, и грустно ответил: «Знаешь,

хорошая девушка за меня не пойдет, - зачем ей нужен такой урод, а на плохой я сам

жениться не хочу».

- Ты, прав, конечно, - Масамунэ закрыл шелковой повязкой потерянный глаз, и оглядел

высокого, стройного, белокурого Масато: «Что ты не красавец – это верно. Но тебе тридцать

четыре, пора и о детях подумать».

- Вот пусть Воробышек мне родит сына, я его признаю, и все, - Масато пристроил на поясе

мечи и сердито сказал: «Я, между прочим, голоден, и всю дорогу думал о моих любимых

угрях».

- Я бы на твоем месте, - Масамунэ завязал пояс кимоно, - дал бы ей приданое, и отправил

замуж, ей двадцать семь уже. А ты можешь взять шестнадцатилетнюю. От нее дети будут

крепче».

- Я ей многим обязан, сам знаешь, - вздохнул Масато. «И потом, она меня любит».

- Ну-ну, - Датэ потрепал его по плечу. «Ты завтра целый день будешь охрану гонять?»

- Непременно, - согласился мужчина. «Зря, что ли, у тебя лучшие воины в Японии? Надо

следить, чтобы они такими и оставались».

- Тогда вечером приходи, расскажу тебе про разговор с этим испанцем, - велел даймё.

Масато глубоко поклонился, и вышел, чуть пригнув голову. Он немного постоял в саду,

просто слушая шум ветра. «Алый лист на серых камнях, - вспомнил он. «И, правда, зачем я

тяну? Данила с Федосьей лежат где-то на дне морском, упокой Господи, их души, - мужчина

перекрестился, - и никогда более я их не увижу».

Он шел домой, через двор замка и, вдруг, подняв голову, посмотрел на луну. «И вправду,

она красивая, - он улыбнулся. «Надо будет съездить на озеро, покатать Сузуми-сан на

лодке, а то, она бедная, месяцами дома одна сидит, пока я туда-сюда мотаюсь».

Масато раздвинул перегородки и посмотрел на черноволосую, красивую голову Воробышка,

склоненную над каким-то шитьем.

- Покорми меня, что ли, - ласково сказал он. «Я о твоих угрях с Эдо еще думаю”.

Она ахнула, закраснелась, и, низко поклонившись, сказала: «Простите, Масато-сан, я не

знала, что вы вернетесь так быстро. Сейчас, сейчас, у меня все готово».

Воробышек хлопотала вокруг него, а он, опустившись на татами, привалившись спиной к

перегородке, блаженно опустил веки.

- Вы хотите, чтобы я к вам сегодня пришла? – спросила она потом, убираясь, смущенно

отвернув лицо, закрыв его широким рукавом кимоно – летнего, темно-зеленого, с вышитыми

золотом камышами.

-Хочу, - добродушно согласился Масато. «И сегодня, и завтра, и послезавтра, милая моя

Сузуми-сан».

Уже лежа, лаская ее, вдыхая запах вишни, он вдруг спросил: «Ты же там делаешь что-то, ну,

сама понимаешь…»

- Чтобы не понести, - четко и громко сказала Воробышек, и Масато смешливо подумал: «Всю

жизнь буду тут жить, а к такому не привыкну, как о делах, так все увиливают, никогда не

скажут «да», или «нет», а как о чем-то таком, - сразу все выкладывают».

- Ну конечно, - удивилась Сузуми-сан, - вы же не разрешали.

Масато улыбнулся, и, целуя нежные, белые лопатки, сказал: «Хватит. Разрешаю».

Женщина вдруг повернулась, и, закусив губу, обнимая его, прошептала: «Спасибо, спасибо

вам!»

- Ну что ты, - он почувствовал, как раскрывается ее тело, как поддается оно самому малому

его прикосновению, и нежно шепнул: «Я признаю ребенка, конечно».

- Если девочка, - томно, задыхаясь, проговорила Сузуми-сан, - то можно отдать в монастырь.

Ну, или в ойран.

- Еще чего не хватало, - он прижал женщину к татами. «Моя дочь не будет сидеть в

монастыре, и уж тем более – в ойран, понятно? Дам приданое, и выйдет замуж, как

положено»

Сузуми-сан потянулась, и, одним легким движением, оказавшись у него на коленях,

выгнувшись так, что черные волосы разметались по шелковой подстилке, двигаясь с ним в

лад – проговорила: «Как я вас люблю!»

-Белла, стой, не вертись, - Марта вздохнула, и, заплетя темные косы сестры, сказала: «Ну,

теперь ты совсем красавица».

Девочка распахнула зеленые глаза и спросила: «А какой он, этот принц?».

- Он не принц, - Дэниел раздвинул перегородку, и, оглядев девочек, пробормотал: «Ну, вроде

все в порядке». Он поправил шпагу и велел: «Вы там смотрите, осторожнее, и помните –

никто не смотрит прямо на даймё, и никто с ним первым не разговаривает. Белла, вынь

палец изо рта!».

Девочка покраснела и ответила: «Я тебя заслушалась. А почему нельзя с ним первым

разговаривать?».

- Потому что он, как ты говоришь, принц, - рассмеялся брат. «Так, пошли, родители скоро

будут готовы».