o c24ec28d571a6d65

успехом, только что пришли еще трое ваших сослуживцев. Но не беспокойтесь, голодными

не останемся, у меня сегодня говядина на флорентийский манер, как раз, как все начнется, -

она кивнула на столб, - будет готово».

- Как ваши переговоры во Флоренции, месье Матье? – спросил синьор Алессандро.

- Ну, - парижанин отпил вина и заметил: «Отличный букет, хотя, конечно, то бургундское, что

я привез – лучше. Я вам отправил ящик, кстати, синьор Алессандро».

Чиновник покраснел и довольно сказал: «Я вам очень благодарен».

- Мелочи, - отмахнулся парижанин. Он отпил и, промокнув красивые губы шелковым платком,

рассмеялся: «Ну, собственно, там все решено, в конце лета Мария Медичи едет во

Францию, мы, в общем, как вы понимаете, с ее дядей, великим герцогом Тосканским, о

приданом говорили. Шестьсот тысяч золотых дукатов, - месье Матье посмотрел на крупный

алмаз, что украшал его палец, и добавил: «Ну, это не считая драгоценностей, конечно».

- Ну, - вмешалась жена чиновника, - надеюсь, у нашей хорошенькой Марии есть голова на

плечах, и она не поведет себя так же безрассудно, как ее тетя, покойная герцогиня

Изабелла. Вы ведь знаете, месье Матье, она влюбилась в кого-то, и даже хотела с ним

бежать, а когда ее муж, покойный герцог Орсини, застал ее – у Изабеллы случился удар,

упокой Господи ее грешную душу, - женщина перекрестилась.

- Что-то слышал, да, - чуть зевнув, ответил мужчина. «А что касается головы на плечах,

синьора – у мадам де Лианкур, светлой памяти, она присутствовала, - но все равно это не

спасло ее от смерти».

- Это правда, что ее отравили? – поинтересовался синьор Алессандро.

Месье Матье задумчиво посмотрел на инквизиторов, что рассаживались по скамьям, и

ответил: «У нее был выкидыш. Ну, сами понимаете, носить и рожать – дело опасное, из-за

этого много женщин умирает».

- Сейчас начнется, - синьор Алесcандро перегнулся через перила. «А, вот и говядина!»

Полина поставила на стол ароматно пахнущее блюдо и, улыбаясь, сказала: «Синьор

Франческо сейчас придет, у него там какие-то срочные документы. Прошу к столу, синьоры».

- Ваш муж, - одобрительно пробормотал синьор Алессандро, - удивительно добросовестный

работник, вы ведь знаете, синьора Полина, после Пасхи он переходит в Апостольский

Трибунал Священной Римской Роты, наш высший апелляционный суд. Мне, конечно, будет

жаль его терять, но что делать, - чиновник вздохнул.

Полина подхватила шелковые, темно-красные, расшитые золотом юбки и улыбнулась:

«Сейчас я его позову, в конце концов, не след пропускать такое зрелище. Мне особенно

нравится начало, в конце это уже не так интересно. Но, - женщина рассмеялась, - нас в

конце ждет ванильный крем, по парижскому рецепту».

Она ушла, чуть покачивая стройными бедрами, и один из чиновников шепотом сказал

соседу: «И что она в нем нашла? Сухарь и зануда, да еще и старше ее раза в два».

Полли осторожно нажала на ручку двери, и зашла в опочивальню. Фрэнсис стоял у окна,

глядя на серебристую ленту Тибра.

- Надо идти, - неслышно сказала женщина. «Они все там, уже начинается».

Муж обернулся, и Полли отступила, испугавшись – она никогда не видела его плачущим.

- Я не могу, - тихо ответил Фрэнсис. «Когда он и наш общий знакомый приехали сюда,

спасать твоего отца из замка Святого Ангела, мы с ним встретились как раз здесь, на

Площади Цветов. Я повел его, - Фрэнсис мимолетно улыбнулся, - к Констанце. Мы еще ей

фиалок купили по дороге. Я не могу, Полина».

Полли подошла, и, обняв его, целуя уже седоватый висок, попросила: «Пожалуйста, милый.

Так надо. Я ведь тоже – смотрю туда и вижу его дочь. Пожалуйста».

- Сейчас, - он помолчал, взяв ее за руку, и Полли, наклонившись, прижалась губами к его

пальцам – с въевшимися пятнами от чернил.

- Я принесу тебе умыться, и пойдем, - вздохнула женщина, и Фрэнсис, на мгновение, застыв,

- на площади уже читали приговор, - ответил: «Спасибо, любимая».

Джордано почувствовал, как врезается в тело мокрая веревка, и, опустив голову вниз,

увидел, что дрова уже занялись – быстрым, веселым огнем.

«Какое солнце, - подумал он. «Да, тогда ведь тоже был ясный день, мы еще фиалок купили,

тут, где-то. Сейчас лотков нет, день не рыночный, да и вон – народу сколько, вся площадь

забита. Интересно, зачем они поверх веревки еще и цепь примотали – боятся, что сбегу,

наверное».

Он невольно улыбнулся и ощутил боль – сначала слабую, а потом все более сильную. Отец

Джованни, что сидел среди инквизиторов, смотрел прямо на него, и Джордано вдруг

подумал: «Какие глаза у него, как будто его самого сейчас жгут».

Он заставил себя терпеть, и, вскинув взгляд, ощутив на лице тепло полуденного солнца,

вспомнил, как показывал Констанце вечернее небо. «Когда-нибудь мы будем больше знать о

небесных телах, - он глубоко, мучительно вздохнул, хотя сквозь забитый тряпками рот, это

было трудно сделать, - и вернулся к своей мысли.-

-Да, отец Джованни мне рассказывал про это новое изобретение – подзорную трубу. Если бы

у меня было время, как следует, заняться оптикой…, Я написал девочке – у нее хорошая

голова, моя дочь, пусть продолжает мое дело. С математикой у нее отлично, Филиппо тоже