o c24ec28d571a6d65

теплое, пряное, вспомнил простой медный крестик на скромном, сером платье, и глубоко

вздохнул.

- Нельзя, - он пошел дальше, - даже если никто не узнает, - все равно нельзя. Господь

следит за каждым шагом человека. И потом, - он усмехнулся, - неужели ты хочешь быть

похожим на него? Вспомни Санта-Ану, эту мерзость, - он сглотнул и, как всегда,

почувствовал, как у него горят щеки. «Нет, терпи до Лондона, а там уж, - он невольно

улыбнулся, - если в завещании все так, как ты думаешь…

- Простите, - услышал он женский голос. «Я вас толкнула».

- Ничего, - даже не думая, ответил он по-португальски – испанский Майкл знал, как родной, и,

уезжая в Бантам, выучил португальский за три месяца. «Это вы меня простите».

Женщина была много ниже его – с каштановыми, мягкими волосами, в роскошном, зеленом,

расшитом бронзой сари. На обнаженных до плеч руках звенели браслеты, и пахло от нее

чем-то свежим - будто бы цветами.

Он покраснел, опустил глаза и еще раз пробормотал: «Простите».

В нежной ложбинке у начала шеи висел маленький золотой крестик. Женщина повернулась,

и ушла, покачивая широкими бедрами. «Как мамочка, - пробормотал он. Мамочка тоже

ходила так – мягко, плавно, будто и, не касаясь ногами земли.

Каштановая голова виднелась где-то вдалеке, и Майкл, не видя ничего вокруг себя,

поспешил за ней.

- Бабушка! – Анушка вышла на террасу и рассмеялась – Амрита кормила павлинов.

- Ходят и ходят, - проворчала пожилая женщина. «Еще и птенцов вывели тут, не поверишь».

Она отставила миску с зерном, и, повернувшись, раскрыла объятья: «Ну, иди сюда!»

Анушка сбежала вниз, и окунулась в бабушкин запах – перец, имбирь, и еще что-то – тоже

теплое, щекочущее нос.

- Покажись, - Амрита повертела ее из стороны в сторону. «Ну, сколько мы с тобой не

виделись? Год уже, да. Ты у себя-то была, или сразу ко мне?»

- Вещи оставила, - махнула рукой Анушка. «Очаг было лень разжигать, я и подумала –

покормит меня бабушка, наверное?». Она лукаво подняла ухоженную, каштановую бровь и,

прижавшись щекой к мягкой щеке Амриты, сказала: «Ну, правда, на рынок я забежала,

купила кое-что. Меня уже на две свадьбы успели пригласить».

Амрита рассмеялась. «А что ты хочешь – я-то уже не танцую, не зовут меня, а кроме тебя,

тут из танцовщиц, и нет никого. Хоть и христиане – а все равно, старых правил держатся, так

что готовь бусины из ожерелья, будешь раздавать. Сама же знаешь, как нас называют – те,

кто несет счастье. Как ты там, на севере-то, денег заработала?

Анушка усмехнулась и, вытянув руку, полюбовалась крупным, обрамленным в алмазы,

изумрудом.

- Ну, это так, - она рассмеялась, - не могла удержаться, чтобы не похвастаться. Остальное

там, - она махнула на улицу, - в тюках, ко мне повезли.

- Правнучку бы ты мне родила, вот что - ворчливо сказала Амрита, подталкивая женщину к

террасе. «Тридцать лет тебе все же, не девочка уже. Кальян разжечь?».

- А как же, - Анушка блеснула зеленовато-серым глазом. «Зря я, что ли в том году его

привезла? На севере его все курят. У тебя, наверное, и гашиш есть? – она подмигнула

бабушке.

- И гашиш, и табак твой, - все, что хочешь, - та рассмеялась. «В кладовой держу, мне- то оно,

как сама понимаешь, ни к чему. Сейчас я тебе фрукты нарежу, так, перекусить, а потом –

поедим, как следует».

- А правнучку, - Анушка устроилась на террасе, и, скинув сандалии, полюбовалась своими

крохотными, расписанными хной, ступнями, с унизанными кольцами пальчиками, - может и

рожу. Попозже. Раз уж в пятнадцать не родила, как все вы, - она подтолкнула Амриту, - так

дай мне погулять немного.

- Лакшми назовем, - приговорила Амрита. «А эти, - она пренебрежительно махнула рукой в

сторону собора, - пусть крестят, как хотят. Ты там, на севере, крест-то свой убирала,

надеюсь? – спросила она внучку.

- Так бы меня и пустили в храмы с крестом танцевать, - рассмеялась Анушка. «Да я его

только тут ношу, сама знаешь, - она презрительно сморщила нос, - чтобы не цеплялись».

- Все равно, - велела Амрита, вынося блюдо с фруктами, - в собор ходи, а то мало ли что.

- Пойду, - внучка зевнула и оживилась. «О, манго!»

- Ну, я же знаю, что ты любишь, - рассмеялась Амрита, и, сев напротив, подперев щеку

рукой, сказала: «Ну, рада, что приехала?»

Анушка взяла смуглую, сильную руку бабушки и поцеловала ее. «Не сказать как, - тихо

ответила женщина.

Они говорили на местном языке – Майкл не понимал ни слова, но ему было достаточно

слышать ее голос – высокий, мелодичный, будто звенящий колокольчик. «Анушка, -

пробормотал Майкл. «Анушка». Он вспомнил серо-зеленые, обрамленные длинными,

пышными, ресницами глаза, и блеск крестика на шее. «Теперь я знаю, где ее искать, -

улыбнулся про себя Майкл, и, развернувшись, пошел обратно к гавани.

Джованни посмотрел на леса, что окружали будущую базилику, и, сказал, не поворачиваясь:

«Его святейшество будет доволен. Собор собором, а тело отца Франциска Ксаверия должно

покоиться так, чтобы люди всегда смогли прийти к нему, помолиться. Скоро мы начнем

процесс канонизации, великий он был все же человек, - Джованни перекрестился.