конечно, можно было бы сказать ему, что из-за него погибнет самый близкий ему человек, но
зачем?».
Майкл Кроу нерешительно поднял руку и тут же ее опустил. Дверь была низенькая, изящная,
сандалового дерева, с искусной резьбой.
«Анушка, - прошептал мужчина. Майкл проследил за ней от того дома, где она
разговаривала с другой женщиной, - по голосу, постарше, - сюда, к маленькой, чисто
выбеленной вилле. В ухоженном саду гуляли два павлина – бронзово-зеленый, с роскошным
хвостом, и поменьше – неприметный, бежево-серый.
Он вздохнул, и, собрав все силы, постучал в дверь.
- Что-то вы рано, - раздался смешливый голос, и на него повеяло запахом цветов.
-Здравствуйте, сеньора, - краснея, сказал Майкл. «Вы меня не помните, наверное».
Женщина прищурила серо-зеленые глаза: «А, я вас на базаре толкнула. Я что-то обронила,
и вы это принесли?
- Нет, - Майкл закашлялся, чтобы скрыть смущение.
«Глаза, какие красивые, - подумала Анушка, - синие, словно море. Только взгляд странный.
Голодный, вот. Как у тигра». Она вспомнила охоту, куда ездила с одним из своих
покровителей, на севере, и чуть вздрогнула – у этого человека были такие же, звериные,
зрачки, - узкие, темные, холодные.
- Я подумал, - почти неслышно проговорил Майкл, чувствуя, что краснеет, - может быть, вы
хотите прогуляться, ну, куда-нибудь.
Анушка вздохнула и сердито сказала: «Я тут, дома, - он обвела вокруг рукой, - танцую только
на свадьбах. Вы, должно быть, с кораблем пришли, так там, в порту, есть много девушек – и
местных, и японок, вы туда отправляйтесь. Я здесь не работаю, - она взялась за ручку двери,
- я приехала навестить родные края, и сейчас жду гостей. Всего хорошего.
- Не работаете? – пробормотал молодой человек, зардевшись. « Он красивый, - с
сожалением подумала Анушка. «И высокий какой, но сеньор Джованни все равно, выше».
- Сеньор, - терпеливо стала объяснять женщина, - я танцовщица. Я развлекаю мужчин. Но не
тут, не в Гоа. Понятно? А вы идите в гавань, идите, - она, было, стала закрывать дверь, но
Майкл непонимающе спросил: «Как развлекаете?»
- По-разному, - усмехнулась она, и мужчина увидел перед собой переплетение цветков и
листьев лотоса, вырезанное на двери.
Он вонзил ногти в ладони, - до боли, - и зло сказал: «Шлюха! А еще притворяется приличной,
крест носит! Все они шлюхи, других нет, те, на Санта-Ане, такие же были, развратницы».
Майкл почувствовал, как горят у него щеки, и, быстрым шагом пошел прочь. Уже зайдя за
угол, он обернулся и, увидел, как высокий, в черной сутане, священник стучит в ту же самую
дверь.
«Гостей она ждет, - процедил про себя Майкл. «Впрочем, что еще ждать от этих папистов,
все они исчадие дьявола, язычники, да сгорят они в аду». Он внезапно остановился, и
пообещал себе: «Ну ничего, я еще вернусь, посмотрю, чем они тут будут заниматься»
- Да, - усмехнулся Джованни, полоща пальцы в маленькой, изящной фарфоровой миске, и
вытирая их салфеткой, - вашей бабушке с вами не тягаться, сеньора Анушка. Я думал, что я
знаю, какой острой бывает местная еда, но тут понял, что ошибался.
Она отпила вина, и тихо сказала: «Очень хорошее, спасибо вам, что принесли. И не надо
меня называть сеньорой, можно просто по имени».
- Ну, - ласково отозвался Джованни, - тогда уж и вы меня по имени называйте. А кто был ваш
отец?
- Голландец, моряк, - она отпила еще вина и вздохнула.
- Бабушка рассказывала, он маму с собой звал, туда, в Европу, как узнал, что дитя у нее
будет, но мама побоялась. Потом он приезжал, соседи говорили, но бабушка тогда на севере
танцевала, в Джайпуре, для махараджи тамошнего, и меня с собой взяла. Так он нас и не
нашел. Карие глаза у него были, - Анушка улыбнулась, - а у мамы моей, - синие, вот у меня
такие странные и получились.
- Очень красивые, как море в шторм, - тихо сказал Джованни. «Очень красивые, Анушка».
-У вас тоже, - вдруг, сказала она, тряхнув каштановыми, распущенными волосами. Она
подперла подбородок кулачком и добавила, улыбаясь: «Я, когда вас увидела, то обомлела –
я и не знала, что бывают такие красивые мужчины».
Джованни вдруг вспомнил Марию и рассмеялся.
- Что? – обиженно спросила женщина.
Он протянул руку через стол, и взял ее пальцы, - маленькие, изящные, с отполированными
ногтями, расписанные хной. «Ничего, - он приложил их к щеке, - ничего, Анушка, я просто из
Рима, у нас там все такие».
Женщина почувствовала, как отчаянно, громко бьется ее сердце, и, помолчав, спросила:
«Хотите кальян? У меня и табак, и гашиш есть».
- Табак, - решительно сказал Джованни. «Потому что я хочу запомнить все, что будет
дальше, Анушка, - все, до последнего мгновения».
Она покраснела – до белых, нежных, прикрытых изумрудным ожерельем, ключиц, и сказала:
«Сейчас принесу».
В стеклянной колбе булькала вода, тонко пахло розами, и Джованни сказал, смотря на то, как
она выдыхает дым: «Я тоже хочу попробовать, только вы слишком далеко сидите».
- Я могу подвинуться, - она помолчала и рассмеялась: «Это португальцы ваши сюда табак
привезли, говорят, Великому Моголу очень нравится. Держите, - Анушка протянула ему
наконечник слоновой кости.