О привидениях и не только

– О да, вы попали по адресу! Заносите их наверх!

Они ответили, что им очень неловко, но как раз в этом и трудность. Они не могут отнести часы наверх.

Я спустился вместе с ними и обнаружил на площадке второго этажа клином втиснутый туда ящик – на первый взгляд тот самый, в котором привезли Иглу Клеопатры.

Носильщики сказали, что это и есть мои часы.

Я принес топор и ломик, мы послали служанку на поиски, она привела к нам двоих крепких бродяг, и мы впятером трудились минут тридцать, но часы из ящика извлекли, после чего движение вверх и вниз по лестнице возобновилось, к великому удовольствию остальных жильцов.

Затем мы отнесли часы наверх, собрали, и я поставил их в угол столовой.

Сначала они проявили сильное желание опрокидываться и падать на людей, но я не пожалел гвоздей, шурупов и дощечек, и жизнь с ними в одной комнате сделалась возможной, а я, измучившись, перевязал свои раны и лег спать.

Посреди ночи жена разбудила меня в сильной тревоге и сообщила, что часы пробили тринадцать раз – кто, по моему мнению, должен умереть?

Я ответил, что не знаю, но надеюсь, что это соседская собака.

Жена заявила, что у нее предчувствие и что это будет младенец. Я никак не мог ее успокоить; она плакала, пока не уснула.

Все утро я убеждал ее, что она, должно быть, ошиблась, и жена даже снова заулыбалась, но после обеда часы снова пробили тринадцать раз.

Все ее страхи вернулись с новой силой. Теперь она не сомневалась, что и младенец, и я обречены и что она останется бездетной вдовой. Я попытался перевести все в шутку, но стало только хуже. Жена сказала, что теперь она видит – на самом деле я чувствую то же, что и она, и только прикидываюсь беспечным ради ее спокойствия, но она постарается принять все мужественно.

Больше всего она винила Багглза.

Ночью часы выдали нам очередное предостережение, моя жена решила, что на этот раз дело касается ее тети Марии, и отнеслась к нему безропотно. Однако она жалела, что я купил эти часы, и спрашивала, когда я наконец излечусь от своей нелепой страсти заполнять дом всяким хламом.

На следующий день часы пробили тринадцать раз четырежды, и жена вдруг подбодрилась. Она сказала, что если умереть суждено нам всем, это уже не имеет большого значения. Скорее всего нас ждет лихорадка или чума, но зато всех нас заберут на тот свет одновременно.

После этого часы окончательно распоясались и начали убивать всех наших друзей и родственников, а потом переключились на соседей.

Они несколько месяцев подряд целыми днями били тринадцать раз. В конце концов нам надоела эта резня, а вокруг на целые мили не осталось ни одного живого существа.

Тогда часы перевернули страницу, решив начать с чистого листа, и перестали умертвлять окружающих. Вместо этого они принялись бить более безобидно, то тридцать девять раз, то сорок один. Теперь их любимое число тридцать два, но раз в день они бьют сорок девять раз. Больше сорока девяти они не бьют никогда. Не знаю почему и никогда не мог этого понять, но не бьют.

Причем бьют они не с регулярными промежутками, а когда им захочется и когда они считают это наиболее подходящим. Иногда могут пробить три и даже четыре раза за час, а то молчат по полдня.

Право же, странные часы!

Время от времени я подумываю, не отдать ли их в починку, чтобы они стали наконец часами респектабельными и научились соблюдать верное время, но мне кажется, что я их уже полюбил за то, что они так дерзко насмехаются над Временем.

Определенно они не испытывают к нему должного уважения. Похоже, просто из кожи вон лезут, чтобы оскорбить его в открытую. К примеру, в половине третьего заявляют, что сейчас тридцать восемь часов, а через двадцать минут сообщают, что только час!

Неужели они и вправду прониклись презрением к своему хозяину и стремятся это продемонстрировать? Говорят, нет героя для его лакея. Может быть, тусклому взгляду старого слуги даже каменный лик Времени кажется лицом всего лишь жалкого смертного с его короткой жизнью, чуть более великого, чем все мы? Неужто они, всё тикая и тикая все эти долгие годы, научились наконец понимать ничтожность Времени, которое кажется нашему благоговеющему человеческому взору таким великим и грозным?

Неужто они, угрюмо посмеиваясь и отбивая то тридцать пять, то сорок раз, говорят:

– Ба! Я знаю тебя, Время, хоть ты и кажешься богоподобным и наводящим ужас. Что ты, как не призрак – сон, как и все мы здесь? И даже меньше того, потому что ты пройдешь, и тебя больше нет. Не бойтесь его, бессмертные люди. Время – всего лишь тень мира на фоне Вечности!

СНЫ[24]

Самый мой странный в жизни сон – это когда мне приснилось, будто прихожу я в театр, а гардеробщик останавливает меня в вестибюле и настаивает, чтобы я оставил в гардеробе ноги.

Я не удивился – зная театральных гарпий, я даже наяву не удивился бы подобному требованию, но, должен признаться честно, оно меня сильно раздосадовало. И дело не в том, что пришлось бы заплатить гардеробщику – я ему это сразу предложил. Я возражал против расставания с ногами.