О психологии западных и восточных религий (сборник)

748 Провозглашение нового догмата само по себе уже повод для исследования сокровенных глубин психического. Любопытно отметить, что среди обилия статей, посвященных этому событию как в католической, так и в протестантской прессе, не нашлось, насколько мне известно, ни одной, в которой обращалось бы должное внимание на важнейший вопрос — а именно, на общественное движение в поддержку догмата и на психологические потребности масс. По большей части авторы статей довольствовались учеными историко-догматическими рассуждениями, которые не имели ничего общего с живым религиозным процессом. Впрочем, всякий, кто на протяжении последних десятилетий внимательно следил за многочисленными и все учащавшимися явлениями Богоматери и принимал в расчет их психологическое значение, наверняка понимал, что, собственно, происходит. Пищу для раздумий дает и тот примечательный факт, что среди тех, кого посещали видения, было множество детей, — ведь в подобных случаях всегда проявляется коллективное бессознательное. Кстати, и самому папе, по слухам, было несколько видений Божьей Матери — в связи с упомянутой декларацией. Вполне обоснованно заключить, что массы давно тосковали по Заступнице и Посреднице, которой суждено занять достойное место при Святой Троице и сделаться принятой «при небесном дворе Царицей небесной и Невестой». Добрую тысячу лет люди верили, что Богоматерь там и пребывает, а о том, что София была с Богом еще до творения мира, известно из Ветхого Завета. О желании божества вочеловечиться посредством рождения от человеческой матери мы знаем из древнеегипетской теологии с ее обожествлением фараонов, и уже в доисторические времена признавалось, что божественное прасущество объединяет в себе мужское и женское начала. Но во времени истина такого рода сбывается лишь тогда, когда торжественно провозглашается или открывается заново. Для наших дней имеет большое психологическое значение, что в 1950 году небесная Невеста соединилась с Женихом[755]. При оценке этого события, конечно, должны учитываться не только доводы папской буллы, но и предвоображение бракосочетания в апокалиптической свадьбе Агнца и в ветхозаветном анамнесисе Софии. Бракосочетание в свадебном чертоге знаменует священный брак, а этот брак, в свою очередь, есть шаг к воплощению, к рождению того Спасителя, который с античности считается

filius solis et lunae, filius sapientiae (сыном солнца и луны, сыном мудрости) и подобием Христа. Когда же в массах возникает стремление к возвышению Богоматери, оно поступательно истолковывается как желание узреть рождение Спасителя, Утешителя, mediator pacem faciens inter inimicos

[756]. В плероме он всегда предстает уже родившимся, но его рождение во времени может состояться лишь благодаря тому, что будет воспринято, познано и объявлено (

declaratur) людьми.

749 Мотив и содержание народного движения, причастного папскому решению о торжественном объявлении нового догмата, состоят не в новом рождении Бога, а в продолженном его воплощении, начавшемся с Христа. Для этого догмата недостаточно историко-критических обоснований, каковые плачевным образом бьют мимо цели, как и ничем не подкрепленные опасения английских архиепископов: во-первых, установление догмата не добавило ничего принципиально нового к католической идеологии, которой больше тысячи лет; во-вторых, непонимание того, что Бог извечно желает вочеловечиться и непрерывно воплощается во времени при посредстве Святого Духа, крайне опасно и должно расцениваться как доказательство того, что точка зрения протестантизма, проявляющаяся в таких объяснениях, ошибочна, поскольку не улавливает знамений времени и не принимает во внимание продолженное воздействие Святого Духа. Протестантизм явно утратил связь с мощными архетипическими процессами индивидуальной и массовой психики и с теми символами[757]

, которые должны компенсировать поистине апокалиптическую ситуацию современного мира. Похоже, он сделался добычей рационалистического историзма и лишился понимания Святого Духа, творящего в сокровенных глубинах души. Потому-то он не может ни понять, ни признать, что божественная драма раскрывается в поступательном откровении.

750 Это обстоятельство и побудило меня, профана в богословии, взяться за перо и изложить свое понимание указанной непростой темы. Я опираюсь на психологический опыт, приобретенный на долгом жизненном пути. Душу я вовсе не принижаю ни в каком отношении и, уж конечно, не воображаю, будто событие психической жизни может раствориться в воздухе, получив объяснение. Такой психологизм воспроизводит первобытное магическое мышление, носитель которого верит, что сумеет расколдовать и тем упразднить действительность психики — по сути, вторя гетевскому Проктофантасмисту:

Вы здесь еще? Нет, вынести — нет сил!Исчезните! Ведь я же разъяснил[758].