Во время нашей беседы звучали и иные заявления, свидетельствующие о безнадежности. Так, пациент пожаловался, что не может найти общего языка с женой, что та не разделяет его интересы и жизненные ценности. Супруга частенько заставляла Х. чувствовать себя неудачником, винила за то, что детям нечем похвастаться. Ей не нравилось, что муж мало зарабатывает. Пациент пребывал в полной уверенности, что время ушло и он уже никогда не сможет соответствовать требованиям супруги, не сумеет оправдать ее ожидания. Болезнь подтачивала его силы, работать Х. не мог. Думая о своей жизни, он отчетливо видел пропасть между взглядами жены и своими собственными принципами. Пропасть была столь велика, что казалось почти невозможным перебросить через нее мостик. Стресс настиг его во время траура по дочери, усугубил печаль, которую Х. испытывал после смерти родителей. По словам пациента, горе его было таково, что новые напасти уже не могли ничего ни добавить, ни убавить. Поэтому и не состоялся жизненно важный диалог с женой, который, по нашему мнению, мог бы примирить Х. с действительностью. Тем не менее в период депрессии пациент испытывал чувство гордости, собственного достоинства, несмотря на то, что семья его недооценивала. Мы не могли не задуматься о том, чтобы оказать супругам помощь, наладить между ними контакт. И, наконец, мы поняли, почему персонал больницы даже не подозревал, насколько Х. осведомлен о своем заболевании. Он больше размышлял о смысле своей жизни, думал о том, как поделиться переживаниями с самым важным для него человеком – с женой. Рак для Х. был на втором месте. В глубокой депрессии он пребывал отнюдь не из-за тяжелой болезни, а потому, что, по сути, все еще продолжал горевать по дочери и родителям. Пережив подобную трагедию, новым горестям, болезням уже не придаешь особого значения, тем более, когда понимаешь, что прежнего здоровья уже нет. Мы все же полагали, что его несчастью можно помочь, нужно только найти способ восстановить общение с миссис Х.
Мы встретились с ней на следующее утро. Миссис Х. – здоровая сильная женщина, весьма энергичная, как нам и рассказывал пациент. Она почти дословно повторила то, что поведал нам ее супруг днем ранее: «Если его не станет, жизнь от этого не изменится». Х. был слаб, не в состоянии даже подстричь газон у дома, не упав в обморок. «Работники у нас на ферме – совсем другие, – говорила она. – Мощные, мускулистые. Пашут с утра до вечера. А ему даже неинтересно деньги зарабатывать». Нет, конечно, ей было известно, что мужу жить осталось недолго, но она же не могла забрать его домой в таком состоянии. Имелись планы устроить его в хоспис, а она бы его там навещала… Все говорилось тоном чрезвычайно занятóго человека, у которого дел по горло и лишнее беспокойство ни к чему. Наверное, в тот миг я вышла из себя; возможно, ощутила ту же безысходность, что и Х., только тут я решила подвести своими словами итог ее выступления. Я кратко резюмировала: Х. не оправдывал ожиданий этой женщины, мало что умел толком делать, и горевать о нем после смерти не будут. Ничего примечательного в его жизни не было.
Миссис Х. неожиданно бросила на меня взгляд и с чувством сказала – даже не сказала – почти крикнула: «Что это вы такое говорите! Да он – самый честный, самый верный человек на свете!»
Мы посидели с миссис Х. еще некоторое время, и я поделилась с ней тем, что мы поняли во время беседы с ее мужем. Она призналась, что никогда не смотрела на мужа с такой стороны и готова отдать ему должное за его ценные качества. Мы вместе вернулись в палату пациента, и женщина сама рассказала ему, о чем мы беседовали в кабинете. Никогда не забуду бледное лицо Х., выглядывавшее из подушек, его тревожный взгляд, удивление, когда он понял, что нам все же удалось пообщаться с его женой. А как загорелись его глаза при словах супруги: «…и я сказала, что ты – самый честный, самый верный человек в мире, какого поискать – не найдешь. Поедем домой – обязательно завернем в церковь, возьмешь какую-нибудь работу на дом, ведь для тебя это так много значит!»
Она помогала мужу собираться, разговаривала с ним, и сколько же тепла было в ее голосе! «Пока жив – всегда буду помнить вас», – сказал мне Х., прощаясь. Мы оба понимали, что ему осталось не так много, но в ту минуту это было не столь важно.
VII. Стадия пятая: принятие