Если пациент располагает временем и поддержкой в течение предыдущих этапов, то он достигнет стадии, на которой уже не испытывает ни депрессии, ни злости на «жестокую судьбу». (Разумеется, это не имеет отношения к внезапной, непредвиденной смерти.) Сильные чувства сходят на нет, пропадает зависть к здоровым людям, которым суждено жить дальше, гнев на тех, кого печальная участь постигнет не скоро. Пациент уже оплакал неизбежное расставание с людьми и местами, столь много для него значившими, и теперь в некотором роде находится в спокойном ожидании. Появляется слабость, непроходящее чувство усталости. Ему все чаще хочется подремать, поспать, однако это состояние отличается от того, что было во время депрессии. Теперь забытье – не средство избежать гнетущих мыслей, не способ забыть о боли, дискомфорте, других неприятных ощущениях. На стадии принятия подобный настрой является выражением потребности в продлении времени сна, и пациент напоминает новорожденного ребенка, вот только движутся они в разных направлениях. Это не означает, что человек оставляет надежду, безропотно сдается. Он необязательно станет говорить себе: «Какой смысл?» или: «Не могу больше!», хотя и такое бывает. Подобные мысли могут символизировать начало финальной стадии борьбы, но для стадии принятия нехарактерны.
Не следует принимать принятия за состояние счастья. На данной стадии отсутствуют выраженные чувства. Боль уходит, борьба завершается и наступает, как сказал один из пациентов, «последний отдых перед длинной дорогой». В этот период семья умирающего обычно нуждается в дополнительной поддержке, понимании, помощи – даже больше, чем сам пациент. Круг интересов умирающего сужается по мере того, как он обретает покой, примиряется с действительностью. Пациенту хочется оставаться в одиночестве; во всяком случае, он не желает тревожиться по поводу новостей и проблем окружающего мира. Посетители уже не будут для него желанными гостями. Если же они приходят, пациент не стремится к продолжительным разговорам. Он часто просит ограничить количество приходящих, сократить время визитов. Общение все более носит невербальный характер. Приглашая гостей присесть, больной сделает соответствующий жест; может попросить просто посидеть молча, подержать его за руку. Эти минуты тишины будут наполнены смыслом для тех, кто не ощущает неловкости в присутствии умирающего человека. Можно вместе с больным прислушиваться к птичьему пению за окном. Умирающий может воспринимать наше присутствие как подтверждение того, что мы будем рядом с ним до конца. Следует просто дать ему понять, что мы не возражаем побыть с ним в тишине – ведь о важных для пациента вещах уже позаботились; скоро его глаза сомкнутся навсегда, и это всего лишь вопрос времени. Человек обретет спокойствие, понимая, что не одинок, хотя уже и не в состоянии общаться как прежде. Пожатие руки, взгляд, поворот головы скажут больше, чем шумное многословие.
Вечернее время лучше всего подойдет для визита к такому пациенту, так как вечер – завершение дня и для больного, и для посетителя. Тот самый миг, когда затихает постоянная больничная перекличка, и умирающего ничто не беспокоит: ни сестра, желающая измерить ему температуру, ни санитарка, шоркающая шваброй. Маленькие личные мгновения, когда последний раз зашел лечащий врач, когда уже никто не отвлекает. Таких минут выпадает совсем немного, и пациент успокаивается, понимает, что ему сейчас ничего не требуется, но тем не менее он еще кому-то нужен. Посетителю также принесут удовлетворение эти минутки, ведь он поймет, что в умирании нет ничего пугающего и ужасного, хоть большинство и избегает самой мысли о нем.