О театре и не только

Как-то Лага Нимгирович мне говорил: «Они думают, что я бедный. Эти партийцы думают, что я ни на что не способен. А у меня деньги есть. Много денег». А когда я был на похоронах у него дома, то заметил, что достаток у него желает лучшего. Были у Лага Нимгировича хлестаковские замашки. Но они никому не вредили, не мешали, он напоминал мне шукшинского героя. Такого беззлобного, простого, но с претензией загадочного человека. Когда он шел по городу, то в нем проглядывалась важность значительного человека, но в общении он спускался с котурн и был человечным, доступным, демократичным. Мы все кого-то изображаем и становимся самими собой, когда снимаем панцирь или личину придуманного нами образа.

На собраниях и в быту он вдруг надевал личину Макаренко и обвинял нас по поводу потери языка. И он был прав. Он никогда не жаловался на нужду, судьбу. Единственная была боль, что он мало реализовался в творчестве. Когда я вспоминаю Лага Нимгировича, то на душе становится ясно и приятно, а потом задумываешься о том, что он говорил.

Коронная, запатентованная и закрепленная за Ах-Манджиевым эпическая фраза: «Мальчать нельзя, сказать нельзя!» Прости нас за всё, Лага Нимгирович.

Подвержены мы горестным печалям

По некой очень мерзостной причине:

Не радует нас то, что получаем,

А мучает, что недополучили.

Игорь Губерман

Два Бориса – социальные герои

Социальный герой как персонаж определяется не по характеру, а по социальному положению, профессии, идеологии. Например, советская драматургия в основном состояла из социальных героев. А вообще, это Павел Власов в романе «Мать», Нил в пьесе «Мещане» М. Горького, Сергей Серегин в «Иркутской истории», Егор Трубников в фильме «Председатель». Вот маленькая толика социальных героев. Тартюф, Гамлет, Ромео, Подколесин в «Женитьбе» Гоголя и др. не относятся к так называемым социальным героям.

Борис Мемеев и Борис Очиров могли и играли социальных героев, но иногда могли влезть и в другое амплуа, если, конечно режиссер назначит на роль. Мемеев Борис-старший и Очиров Борис-младший по психофизике, по темпераменту и еще по каким-то неуловимым характеристикам были схожи. Но Борис Очиров был гибче по психофизике, пластике. Борис-младший был тоньше по мастерству. У Бориса-старшего сказывался все-таки разрыв в 13 лет в профессиональной деятельности, да и Мемеев был старше на много лет, а это тоже сказывается в работе и в создании роли. Старая лошадь тоже устает раньше молодого жеребца. Извините за сравнение. Хочется поёрничать, а получается скабрезно. Оба актера не обиделись бы за такое сравнение. Я бы мог сделать это утончённее, ближе к профессии, но иногда хочется надеть сапоги, поесть чеснока с луком и закусить дотуром. Пирожные я не очень люблю.

Вот невольно встрянул в разговор и третий Борис. То бишь я. Извините еще раз за вольность в написании. Два других Бориса были серьезные натуры и актеры. Борис Бадмаевич Мемеев говорил неторопливо и иногда напускал важность, которая ему не шла. Но когда Борисы работали на сцене, оба были естественны, правдивы и логичны. Правда на сцене – вот что объединяло их в работе над ролью. Оба заводные. В них сохранился наш азиатский атавизм. Они могли моментально вспыхнуть и долго остывать, но это было редко. Борис-младший замечания режиссера ловил на лету и точно выполнял задачу. У него был внутренний хронометраж, не больше, не меньше давать на-гора эмоции. И сцену Борис не затягивал, не красовался, а исполнял точно. Он не делал ненужных пауз. А зоны молчания у него были осмысленные. Когда я дал ему роль Бессеменова в «Мещанах» Горького, Борис-младший вдруг озадачился, стал брыкаться. Мол, не моя роль, слишком возрастная, у него взрослые дети, а я еще молодой. И пошла антимония. Эта роль, конечно, была на сопротивление, как говорят в театре. Но прочтя пьесу, он подошел и буркнул: «Согласен. Давай приказ на роль».

Процесс пошел. Начались репетиционные будни. Луковые будни репетиций всегда интересней, чем другой процесс. Но до поры, до времени. Бывает какая-то сцена пробуксовывает. Не тот градус конфликта. А то такая мелочь, когда актёр голосово не так подаёт. Например, Бессеменов, хозяин дома, когда все рушится: дети не понимают отца, отец не понимает их устремлений, и когда он кричит на них, это не просто крик, а надрывный стон, в голосе слышится плач души, как будто это предсмертный стон, крик зверя. Потом на время всё успокаивается и через час-другой опять просыпается человеческий эмоциональный вулкан. И опять заводится надрывная песня, которая называется ни туда, ни сюда. И так постоянно. Бессеменов взрывается по пустяку, никто никого не слушает и стоит ор. Как на передаче у Малахова «Пусть говорят». Я натаскивал его – найти голос Бессеменова, предсмертный стон.