О театре и не только

Вот и Ильянов Юра тоже имеет много кровей, но он упорно считает себя чистым калмыком. «Я племянник писателя Санджи Каляевича Каляева!» – утверждает Юра. И писатель Каляев тоже не отказывался от родства. Я свидетель утверждений классика. Ильянов долго служил в Калмыцком театре, потом воспылал любовью к зайцам и ушёл на десять лет в госохотники. А сейчас служит в Русском театре. Зря его отпустили тогда к зайцам, а позже в Русский театр. Ильянов имел все данные быть актёром в Калмыцком театре. Великолепная фактура, хорошо знает калмыцкий язык, спокойный, ровный, не то что я. Дисциплинированный, не интриган. Но знал, кто чем богат и интересен и куда гнёт член коллектива. Мы все этим иногда увлекаемся.

В Калмыцком театре он, естественно, играл все главные положительные роли. Социальных героев, как скажем, Церен в спектакле «Воззвание Ленина» С. Каляева. Перед уходом из Калмыцкого театра Юра сыграл в «Трёхгрошовой опере» Б. Брехта начальника полиции Брауна. Это была та ещё прожженная бестия. Деньги брал не моргнув, и даже подставлял карман, и ему туда клали деньгу. В сказке «Бамба в поисках страны Бумба» Юра играл Хана. В этой роли он оттянулся. Образ был в жанре пьесы, и роль была на уровне фарса. У Хана была в руках большая двухметровая палица, и он ею бил всех слуг. Палица была надувная, выкрашенная под дерево. Юра ударился в детство и бил без разбора всех, и актёры с удовольствием подыгрывали ему. Орали, визжали, убегали. То ли другие гены сработали, то ли с режиссёром Колаевым не нашли общего языка, и Юра ушёл в Русский театр. Калмыцкий театр, скорее руководство, сделало оплошность, и все промолчали. Таковы реалии. Каюсь, я тоже в 1979 году, когда кровь взыграла, от дуремаров-соплеменников уехал к русскому царю служить, в российских городах. Там было отношение другое, лучшее. Хотя в русских театрах я был другого племени, рода, языка. Не везде же дуремары.

Но вернусь к актёру театра и кино Ильянову Юрию. Не осуждаю, что ушёл к другому племени. Его даже в спектакле «Воззвание Ленина» герой Шомпу (актёр Ах-Манджиев) произносил по тексту Каляева так: «Анжла, ты говоришь, Ленин написал воззвание к калмыкам, а русская фамилия у Ленина Ильянов, да?» Другой персонаж отвечал: «Шомпу, не Ильянов, а Ульянов». Зал просыпался и хохотал, так что у Ильянова (Ульянов Ленин) его судьба в его руках.

Русская труппа оставила добрую память и, надеюсь, она несла в массы «разумное, доброе, вечное». Были ли конфликты, разногласия? Конечно. А где их не бывает. Но я их не помню. Сгладились, улетучились, растворились в позитиве строительства вечного, доброго, разумного.

Оптимистка Ася Нахимовская

Почему я дал такой заголовок этой статье. Это не фамильярность, а знак уважения и если подчеркнуть, то и родство души. Хотя Ася Ефимовна была старше меня на 15 лет. Когда, например, меня спрашивают отчество, я говорю: «Если меня уважаете, зовите просто Борис. Ася Ефимовна была дамой деликатной, интеллигентной, завышенной самооценкой не страдала, но и амикошонства (бесцеремонность в обращении) не позволяла.

Ася Ефимовна Нахимовская приехала из Ашхабада в 1961 году, и много десятилетий работала ведущей актрисой в русской труппе Калмыцкого Драмтеатра. Это был плодотворный и обоюдополезный тандем русской и калмыцкой труппы. В спектакле «Чууча», который я поставил, участвовали актеры обеих трупп. Я вспоминаю этот период с любовью и с улыбкой. И как вспомню Асю Ефимовну, Сашу Щеглова Леонида Гукайко, то невольно улыбаюсь, и душа настраивается на веселую и оптимистичную волну.

Первый спектакль у меня был в русской труппе. Это была дипломная работа по пьесе Виктора Розова «Затейник». Репетиции шли ударно и весело, хотя сама пьеса была сложная и серьезная. Репетировали без натуги, как дышали – не замечая. У Аси Ефимовны была главная драматическая роль. На репетиции Ася ваяла роль серьезно, с драматизмом, аж голос у ней менялся, а в перерыве она становилась другим человеком. Не корчила из себя примадонну, как некоторые актеры. Ася была настоящая, естественная на сцене, во время репетиций и в паузах. Мы были с ней заядлые курильщики. Она подсаживалась ко мне, и мы «поправляли» здоровье никотином. Расскажет какой-нибудь анекдот, у ней было их мильон, а потом незаметно переводит на репетиционный момент.

– Мне нравится, как ты репетируешь с актерами, но не спускай накал. Делай замечания резче, не деликатничай, – советовала она мне. Она мобилизовывала актеров, была постоянным помрежем у режиссеров.

Театр она любила и жила театром. На репетиции она могла бросить резкое словцо, при этом не обижая актеров, а так для острастки, чтобы не расслаблялись. Иногда, чтобы поднять тонус репетиций, расскажет веселый случай из жизни. Ася Ефимовна тонко чувствовала, когда нужно повысить градус репетициям. Как-то на репетиции я ей брякнул: «Оптимизм у тебя есть, а деньги?». Она тут же парировала: «А сколько тебе нужно?». После этого я частенько занимал эти треклятые фантики на «нарзан».