О театре и не только

В общем в работе над спектаклем наши человеческие и профессиональные взаимоотношения благополучно состыковались, и стыковка эта продолжались до конца ее славной жизни.

Я часто заходил к Асе в гости на ул. Пионерскую (Городовикова), не только занимать деньги. Дома у ней всегда какие-то гости и всегда праздничное настроение. Она всегда растворяла гостя в своей праздничной ауре, напоит чаем. Расскажет случаи из жизни, анекдот, и ты уже на другой орбите. Иногда принимали горячительное. Ася не любила тех, кто чрезмерно поклонялся Бахусу, но могла позволить себе грамм 100, не больше, для куража. У нее собирались актеры, журналисты, художники, министры. Дочь Аси Лия Щеглова (Петрова) читала стихи, актер Саша Щеглов под гитару пел песни. А мы, талантливо слушали. Сейчас мы повзрослели, погрустнели, погрузнели, а Аси нет, и оптимизм настоян на пепсикольной закваске. Все не то, и оптимизм не тот. Ася Ефимовна была с энергетикой в 100 000 вольт. С вечной сигаретой в зубах появлялась в буфете в вязаном берете, каждый раз разного цвета. Мы заметили, что цвет берета менялся в зависимости от настроения. Если Ася в красном берете, то, значит, она настроена решительно, как Суворов в Альпах, и громко требовала: «Наливайте!». Это она в знак протеста дирекции, запретивших продавать горячительные напитки во время репетиций.

В то время буфет у нас работал постоянно и чуть ли не круглосуточно. Репетировали по три группы и в перерыве артисты встречались в буфете. Было весело, радостно, тепло. Ася, устав от драматических, мхатовских пауз артиста Гукайко, фонтанировала шутками, прибаутками, анекдотами. Входила в раж. Народ заражался, и получив добрый заряд, шли ваять нетленку на сцене. Она шутила, импровизировала на репетициях и даже на спектаклях. В моем спектакле «Судебная хроника» Ася играла председателя суда, т.е. постоянно на сцене за столом. На сцене судья, заседатели, секретарь и т. д., а из зала выходили свидетели, т.е. напоминало судейское действо, как в жизни.

Для оживляжа сцены я попросил актера Б.Мемеева одеть кепку, а Асю-судью попросил, чтобы она, как судья попросила снять кепку у свидетеля-Мемеева. Она сразу врубилась. Зафонтанировала. Вошел в зал Мемеев, а Ася сразу – снимите кепку! Мемеев растерялся. У судьи такого текста нет, как нет и ответа у свидетеля. Но, тем не менее, он кепку снял. А во время допроса Мемеев забывался и кепку снова одевал. Ася же помня указание режиссера и войдя в раж акцентировала внимание на кепку и кричала свидетелю-Мемееву: «Снимите кепку!». И так повторялось несколько раз. Зал грохотал, а Борис Бадмаевич Мемеев по-настоящему злился, потому что «судья» сбивала его и он забывал текст. Где актер, где персонаж – все перепуталось и это было здорово. Сцена была жизненная, не театральная. А актриса Нахимовская человек с юмором, любительница розыгрыша в жизни дорвавшись до импровизации, добавляла текст, но, по сути, еще больше злила Мемеева. Тот забывался и просил: «Ты, Ася, задавай вопросы по тексту! Не городи отсебятину». Зал грохотал. Многие знали имя актрисы, а имя «судьи» было другое. Публика неистовствовала. Когда актёр на каком-то спектакле освоился, потерялся шарм той сцены. Но Нахимовская не сдавалась. Она уже стала задавать провокационные вопросы не по тексту. Борис Бадмаевич как-то поймал меня за кулисами и стал требовать, чтобы я сделал замечание актрисе Нахимовской. Я убеждал, успокаивал его, говорил, что сцена живая. Нахимовская входила в кураж в этой сцене, и был полный Клондайк. Это надо было видеть, когда был другой текст, не по пьесе, у Нахимовской. Мемеев злился, лез почему-то в карман, вытирал лицо и кричал: «Давай другой вопрос! И кончай глупости спрашивать!» Нахимовская, разъярённая, кричала: «Вы что оскорбляете Советский суд! Кто дал вам право!» Мемеев, когда услышал про Советский суд, замолчал, а потом резко ушёл из зала. Сцена сорвалась. Зал грохотал. Нахимовская, войдя в раж, нарочито кричала: «Никто не имеет права оскорблять Советский суд – самый справедливый в мире! Следующий свидетель!». Зал грохотал и аплодировал. Народному артисту Мемееву позже и самому понравился этот ход, но того кайфа уже не было.

На собрании или на какой-нибудь тусовке я садился рядом с Асей Ефимовной Нахимовской. Мы разыгрывали какую-нибудь сценку и оба хохотали. Нам делали замечание. Я валил на заслуженную актрису, она на меня. Актёры не понимали, что происходит. Особенно это было, когда шёл серьёзный разговор. Докладчик или какой-нибудь рассказчик монотонно, скучно говорил о рутинных буднях или о дисциплине, а я громко говорил: «Нахимовская, не курите!» Докладчик сбивался, все смотрели в сторону «нарушителя». Нахимовская не терялась и сразу выпаливала: «Где-то горит!» Серьёз собрания терялся, и все требовали перерыв для перекура.