Когда оглянешься назад, то всплывают моменты радости и грусти и, к сожалению, всплывают мерзопакостные явления. Спайка студийцев была – это аксиома. Государство меняет системы, семьи разваливаются, а тут студия разнохарактерных индивидуумов. Но как бы там ни хотели умалить достоинство студии, данность эта произошла. Были ли какие-то издержки в поведении, в поступках студийцев? А как же, были. Они созданы Богом, как и миллиарды людей, из того же материала. Да ещё за короткое время создан Богом человек. А человек – хрупкое во всех отношениях создание. При всей хрупкости студийцы не сдавались, не прогибались, не предавали, не капали. Были какие-то детские шалости, но они не вредили – ни театру и личности, ни партии и правительству. Это только я выскочил с Ванькой Жуковым с критикой на наше самое гуманное, справедливое общество в мире, а так все были выдержаны в духе времени и строили, как могли, коммунизм, и бежали к светлому будущему. Читатель спросит: «А где их результаты?» И будет прав.
Во-первых, спектакль – это скоропортящийся продукт. Спектакль живёт, пока он в репертуаре. Списали. Всё. Все забыли. С глаз долой, из сердца вон. Иногда останутся какие-то любительские фотографии, и пужливые газеты напишут что-нибудь невразумительное. Изредка появится информация, что там, тогда-то, то-то – и кирдык всему. А если руководство и администраторы покажут спектакль 7–10 раз, то это актёрам праздник для души. В театре должны работать не любители, не дилетанты, а одержимые «сапёры». Творцы и окружающая среда на сцене должны работать, как сапёры. Или «подорвутся на мине» в роли, или весь спектакль разлетится в пух и прах, или все живы и на высоте.
Саша Сасыков никогда не погибал в роли. Такого никто не знает. У других было по-всякому. За Сашей шли Борис Очиров и Зоя Манцынова. К сожалению, Зоя сбежала со сценического «минного поля» и растворилась в житейских буднях. Хорошая актриса была. Её любили ленинградские педагоги-профессора. Это была такая Васса Железнова – и в быту, и в студии, и в театре. Алла (Альмына) Бадмаева – хохотушка, всегда весёлая, контактная в студии и со студентами других курсов, в последнее время сдала из-за трагедии в семье. Выживали открыто. Я, как мог, занимал хотя бы в эпизодах. В репертуаре тех лет она была загружена под завязку. Она играла вторые роли, но они были узнаваемы, насыщены кровью и острохарактерны. В театре её уважали и молодые, и старшее поколение. Иногда она поворчит беззлобно, как Улан Барбаевна, и, засмеявшись, скажет: «Не пропадём, Андреич!» Однажды стучат в дверь. Открываю. Альмына с Зурганом (муж) стоят с цветами.
– Поздравляем тебя! – говорит Альмына.
– С чем? – спрашиваю.
– С 50-летием! Ты что, забыл?
А я действительно забыл. Дни рождения, первого мая, восьмого марта – всегда спал. Но в Новый год спать не давали. Ну и отметили в «могучем кругу». Потом Альмына приходила уже одна – на 60, 65 и 70-летие. Стыдно уже перечислять свои молодые годы. Народ строит новое общество, а я всё праздную юбилеи. Но сейчас мне праздная жизнь нравится. Здоровье и нервы берегу к 100-летию. Немного осталось. С Альмыной возьмём треклятую и вспомним Ленинград.
Клара Сельвина и Валя Арсанова контрастировали Манцыновой и Кекеевой Алефтине. Героинь Сельвиной и Арсановой не давали. Психофизика была другая, Клара страдала из-за своего личика, уж дюже не рабоче-крестьянского происхождения было. А тогда героини были из рабочего класса. Хотя Сельвина в студенчестве и работала в подсобке, но и это не рабочий класс. Это какая-то прослойка. Поэтому режиссёры давали ей роли асоциальных женщин или аля вамп-женщин, как Панова в спектакле «Любовь Яровая» или в «Трактирщице» в моём спектакле. В театре она проработала мало, ушла в чиновники, в обкомовские структуры, а позже на министерские ковры. Потом вернулась опять на театральные красные дорожки уже в качестве чиновника – директора театра. Я всегда ей говорил: «Клара, я не буду торчать возле твоей юбки. Мне надо думать о республике». Эпоху малого зала я вспоминаю с содроганием, а она говорит, что у неё это был золотой период. Каждому своё.
Арсанова Валя в спектакле С.Каляева «Воззвание Ленина» в роли Эрвенч была наполненной, трагичной. В этом спектакле она, Сасыков Александр, Уланов Иван, Яшкулов Сергей создали выпуклые, яркие характеры. Драматург С.Каляев был доволен. Роли Девжи (Мучиряев С.), Шомпу (Ах-Манджиев Л.), следователя (Сусуков У.), Хату (Эняев), Зексна Манджи (Дарваев П.) были социально верно выстроены и создавали полнокровные характеры.
Актриса Кекеева Алефтина, Яшкулов Сергей из главных героев не выходили, и в течение многих лет тащили груз социальных героев. Но Яшкулов был интересен и в антисоциальных героях. А артист Уланов по своему внешнему виду и психофизике играл правильных персонажей, но в сказках он был комедийным, безалаберным, без царя в голове. Ленинградцы умели перевоплощаться. Станиславского они чтили, школа была у них хорошая. «Ленинградцы – дети мои! Ленинградцы – гордость моя!» (Джамбул Джабаев, казахский акын).
Блаженны те, кто не галдя,