О театре и не только

После дня смерти Сталина Ширя исчез. Через какое-то время комендант Кондаков сказал маме, что его увезли в город. Позже он сказал, что Ширя увезли в надежное место. Надежным местом оказалась психбольница. Там, мол, жилье есть, госхарчи. И это было своеобразное наказание власти за смерть горца.

– Күлəхм, күлəхм. Вот и дождался бедный Ширя. Даже смерть этого… погубила его, – начала мама и замолчала. – Ему не было 50 лет. Он же никогда не пил, ему бы никто не дал. Мульта цаг, мульта цаг! – и мама заплакала. Успокоившись сказала мне: «Ты не болтай там про Ширя». Страх еще висел в воздухе. До 20-го съезда было далеко. Ширя никогда не возмущался по поводу власти, несправедливости, но внутри у него, в душе что-то зрело, копилось и выплеснулось таким вот образом. Прошло много лет. Строй поменялся, поменялось время, одежда, вкусы. Только остался в памяти вкус хлеба и картошки, Сибирь и беззлобный слепой Ширя. – Күлəхм, күлəхм,– говорил Ширя, но не дождался свободы, как и многие наши соплеменники.

Эпизоды из колодца памяти.

70 лет прошло с начала депортации калмыцкого народа. Это был самый унизительный моральный и физический геноцид в самой «гуманной и демократической стране» в мире.

Условия были жесткие. Тот же концлагерь, только без колючей проволоки и некоторых послаблений. Можно передвигаться, но только там, где ты живешь. Приезжал комендант, и все калмыки шли на расписку. Выезжать в соседнее село, в город было нельзя. Школьники могли учиться в соседних селах, где есть десятилетка. На них расписка не распространялась. Поэтому у нас жили и учились Омшанов Алексей Бадашевич (сейчас работает в КГУ), его сестра Маша. Света Манкирова жила одно время. Она манкировала расписку и пренебрегала установкам КГБ. Игнорировала указания партии и правительства, смелая была красавица Света. Сейчас она в добром здравии живет в Элисте. Встречаемся.

Одно время жил у нас Замбо Наранович Долгинов. Откуда-то приехал. Его сестра Тамара приезжала. Замбо Наранович срисовывал картины с «Три богатыря», «Мишки в лесу» и т.д. Сельские жители и пацаны дивились таланту соплеменника.

На какое-то время заскочил будущий скульптор Калмыкии Никита Омолданович Санджиев. В костюме, при галстуке. Выложил на стол газетный кулек, а там «кампать-балта». Я был поражен, мне часть достанется. Он приехал из Новосибирска. Невесту калмычку искал. Нину Еркшаринову уговаривал, но что-то не заладилось, и он уехал. Хорошо что на коменданта не нарвался. Но в дороге у него произошла стычка с комендантом, но он ускользнул от беды. Про тот случай он уже рассказал в Элисте, в 60-х годах.

Какое-то время жил разнорабочий Ваня Боволдыков с матерью, тётей Дамашей. Так ее звали. Приехал из какой-то деревни поработал чуть и уехал. Коменданту не сообщали, жил без отметки. Потом появился в деревне, привез скобяные товары. Сказал, что живет в Барабинске. Мать дивилась его смелости и пронырливости. Отчаянный был мужик, комендантов не боялся.

Когда он работал в деревне, ездил в город за товаром. Однажды задержался допоздна. Ночью в дороге напали волки. Жёг солому, на которой сидел и бросал волкам в морду. Солома кончилась, стал бросать ведра, тазы всякий чопур-хапур. Лошадь, напугавшись волков, мчалась во всю прыть. У деревни волки отстали. Объяснил председателю сельпо, куда исчезли ведра, тазы. Тот не поверил и спустил полкана, навешал весь товар на бедного Ваню. Он расплачивался за товар несколько месяцев. Обидевшись на всех, исчез с матерью из деревни, и заявление не написал. Мама моя переживала за него. Накажут – говорила она. Позже узнали, что он в г.Барабинске, и я через года два ездил к ним в гости.

При всей строгости государственной машины некоторые наши соплеменники не боясь ничего, допускали вольность и дерзали. С Ваней Боволдыковым встречались уже в Элисте. Его сын Ханташов (фамилия по матери) работает на телевидении. Отчаянный и смелый был Ваня Боволдыков.

Приезжает как-то в деревню за картошкой наш соплеменник лет 30, не в фуфайке, одет по-городскому. И к нам в землянку, приехал из Барабинска. По наколке Вани Боволдыкова. А в это время нагрянул комендант, раньше он стучал в окно орал: Анечка, в сельсовет зови своих! Ни здравствуй, ни прощай, а тут вдруг зашел и, увидев нового человека, спустил на врага народа. Откуда, почему здесь, где разрешение и т.д… Мы все молчим, народ мы подневольный. А комендант понял, что нет ксивы, начал распаляться и выговаривать новоприбывшего.

– Да за картошкой приехал! А разрешение не взял, торопился, я для производства картошку хочу купить.

– Не перебивать! Ты еще перечить мне будешь?! За пререкание с комендантом, с официальным лицом, я тебя накажу! Ишь, какой! Еще самовольничает, а туда же! Пререкается!