О театре и не только

Другой бы провалился на моем месте со стыда, а я опять начал что-то вякать. Ну что уж тут сделаешь? Культур-мультур уга, а так – какие-то выжимки от воспитания. Я к тому, чтобы молодые не терялись в двух соснах, умели на равных вести беседу, а не рваный, не связанный логикой диалог. Почему-то мы тушуемся, сникаем, начинаем заискивать перед личностью. Особенно если личность с регалиями и званиями. Должна быть вежливость, а не растерянное подобострастие. Касаткина была проста, естественна, и ей хотелось бы такого же собеседника. Оторвавшись от официальной, где-то чиновничьей комиссии, она как творческая личность дистанцировалась от них и примкнула к нам. А мы, я, не составили ей равной компании в разговоре. Касаткиной тогда было 67 лет, но выглядела великая актриса на сорок, а образ мыслей и поведение – вообще молодой дамы. Она располагала к себе, была демократичной. Простой, но не простенькой. Личность, характер присутствовали.

Прошло несколько лет. В Москве я поехал к композитору Кириллу Акимову. Он жил рядом с театром Советской Армии. Акимов дружил с Максимом Дунаевским, певицей Еленой Камбуровой. Он писал музыку к опере-сказке Давида Кугультинова «Сар Герел», которую собирались поставить в Харькове, но что-то не заладилось, и проект затух. Для театра Советской Армии Акимов написал музыку к спектаклю «Дурочка» Лопе де Вега. Спектакль шел долго, и Людмила Касаткина была занята в нем. Кирилл Акимов написал музыку и для моего спектакля «72 небылицы». Записали на Всесоюзном радио с оркестром под управлением знаменитого в то время Вячеслава Мещерина.

Так вот иду я от Акимова, а навстречу – Народная артистка Людмила Касаткина. Она шла от театра Советской Армии, где служила. Мы поравнялись, я остановился, снял очки, чтобы она припомнила, что за субъект. Людмила Ивановна заулыбалась своей знаменитой улыбкой с ямочками на щеках, но по глазам вижу – силится вспомнить азиата. ГИТИС, калмыцкая студия – делаю подсказку народной. Людмила Ивановна улыбнулась еще шире, что-то вскрикнула, вроде «да-да» и схватила меня под руку.

– Проводите меня до театра Дурова, здесь недалеко. Я решила прогуляться и зайти к Наташе Дуровой.

Справилась о студентах калмыцкой студии.

– Работают, ваяют, – говорю я.

Говорили о трудной жизни актеров на периферии. А потом она спросила:

– Скажите, как у вас в республике дела? Я плохо знаю периферию, извините, тем более национальные.

Как всегда, отвечая на такие вопросы, я входил в раж, врал напропалую: тепло, арбузы, вобла, хорошо живем. Получалось, что Москва, Элиста и Нью-Йорк самые злачные в мире места, а остальные – задворки цивилизации. И вдруг Касаткина неожиданно задает вопрос, которого не ожидал от нее:

– Как ваш народ относится к Сталину?

Я аж захотел курить. Пока вытаскивал сигарету, прикуривал, все думал, как сказать – правду или городить околесицу?

– У нас в театре работает внук Сталина, – выручает она меня.

– Бурдонский, – показываю свои знания Касаткиной.

– А вот мы и у цели. Приятно было встретиться. Привет ребятам. Хорошая студия, но я их мало знала. Меня пригласили на дипломную работу, на экзамен.

Мы попрощались. Касаткина, конечно, поняла, что мы думаем о Сталине, хотя я не ответил на ее вопрос.

Эти две встречи полнее раскрыли ее как личность. Она могла бы вести со мной беседу, как душечка, которую сыграла в фильме «Душечка». А могла бы и вообще сигнорировать провинциального режиссера. Но она спросила о народе. В ее вопросе об отношении народа к Сталину звучит ответ, осуждающий его. Я ее тогда зауважал еще больше – как актрису и как человека.

Третья встреча произошла через некоторое время в буфете СТД (Союз театральных деятелей). Нужно было поставить печать в командировочном, да некому было, и с горя я пошел пить чай. В СТД поставить печать так же сложно, как провинциалу получить премию в Москве. Сижу за чаем, делаю глубокомысленный вид. И вдруг появляется Касаткина Людмила Ивановна. Увидела меня, заулыбалась знаменитой улыбкой и подошла. Я сразу вскочил, убрав с лица глубокомысленный вид – ни к чему. И поцеловал ее руку. Галантный, мол, не деревня. Присели, опять справилась о выпускниках калмыцкой студии. Я нарисовал такую картину, что народные артисты так не живут. Звания, мол, получили (Сергей Гаданов и другие уже имели), машины купили и все время только и думают о мастерстве, о творчестве. Надо же как-то возвысить этнос. Она поняла, конечно, что я плюсую, как в аптеке все лекарства «плюс форте», и спросила:

– У вас, наверное, тепло на югах? Вы уже загорели. – и улыбается своей знаменитой улыбкой.