О театре и не только

В ресторан пускали по книжечке ВТО (СТД) Всероссийского театрального общества. Вначале показывали ее швейцару, а если в первый раз пришёл и в книжечке лежит деньга, то всё, швейцар твой человек, такие же правила в «Доме Кино», «Дом Журе», «ЦДЛ», в «Доме Искусств». Ресторан – это место для встреч, знакомств, передач новостей и просто вкусно поесть и отдохнуть. После 10 часов вечера, когда все уже разогрелись, начинается брожение от стола к столу, братание, обнимание, целование – это обязательный ритуал. Кто-то вдруг громко запел, стал читать стихи. Идёт показуха, игра. В общем, ярмарка тщеславия. Где-то за столом запели «Вставай проклятьем заклейменный, актёрство нищее, вставай!». Это, надо понимать, актёры пьют за цеховую солидарность. А то вдруг зычный актёр рявкнет на весь зал: «Товарищи актёры! Революция, о которой мы мечтали, свершилась!». Все в зале подхватывали разом: «Пора!». Кричали актёры, аплодисменты, смех, свист. Все уже завелись. Значит 12 ночи. Ещё два, три часа до закрытия.

Но бывает и мертвецкая тишина. Это когда днём спускаются сверху чиновники, театроведы, бухгалтера, все чинно чавкают. Якобы «сурьёзные» люди. И тут игра в руководителей. Как-то я взял с собой в ресторан земляка Генриха Ишляевича Бадмаева. Тогда он был директором треста. Высокий, статный, усатый авантажный азиат, киношный вид. Было это в обеденный перерыв. Все чиновники с 4-х этажей спустились, Генрих спрашивает: «А где знаменитые актёры?» Отвечаю: «Ярмарка тщеславия будет после 10 вечера». Однажды в ресторане подсел к свободному месту на двоих. Смотрю седой, красивый, элегантный мужчина. Я сразу узнал Лаврентия Массоху. Знаменитый киноактёр 50-70-х годов. Он снимался со знаковыми фигурами кино: Борисом Андреевым, Петром Алейниковым, Валентиной Серовой в «Донецких шахтёрах». А последний фильм в телесериале «17 мгновений весны», где его персонаж, помощник Мюллера.

Разговорились, Массоха не представился. Убеждённый что все его знают. Ну и я подыгрывал ему. Укреплял его значимость. Говорил больше он. О молодёжи, о кино, много рассказывал про дружбу с Борисом Андреевым, Петром Алейниковым. Кстати очень защищал актёра Алейникова. Да, мол, пил, но слава что Алейников был беспробудным пьяницей – народная молва. Все хотели с ним выпить. Борис Андреев был менее доступный и мог резко отшить.

– После фильма «Донецкие шахтёры» на Донбассе нас носили на руках. Угощали, хвалили. Думали, что это всегда так будет. А жизнь то хитрая штука… Что есть жизнь? – задал вопрос Массоха и замолчал. Лезть первым с вопросами не хотелось, вернее я был не в состоянии. Я как ученик с любопытством ждал дальнейший ход мыслей актёра. Общаясь иногда с известными людьми, которым я не считал себя ровней, я испытывал уважение, благоговение и оставлял свои соображения и не лез с советами. А Массоха, глотнув чуть, продолжал: «Жизнь завершается, а сделано мало. В мозгу червоточина всё гложет, а уже поздно. Я прожил большую жизнь. Было всё, деньги, слава, женщины, а теперь я на бровке. Вот сидят молодые люди вокруг, и тешат себя гениями, талантами, а через много лет подсчитают бабки и окажется что угля то на-гора мало выдано. И никто их не вспомнит. Все хотят наследить в истории, а история то избирательна. Вот Бориса Андреева, Алейникова Петю помнить будут ещё долго. А меня уже сейчас эти молодые не знают. Вот вы из периферии меня знаете, а эти эгоцентристы только о себе думают. А может и правильно. У них другие полёты, думки.

– Знают вас многие, просто притворяются что не узнают, – успокаивал я актёра.

– Не в этом дело. Я сам подсчитал свой дебет-кредит. Ничего утешительного, а мог бы сделать больше. Что есть жизнь? Как там у Лермонтова? И скучно, и грустно, и не кому руку подать. Вот гений был.

Массоха закончил и попрощался. По приезду домой я посмотрел у Лермонтова стихотворение «И скучно и грустно», и сейчас, по прошествии многих лет вспоминая об актёре Массохе эпиграфом воспоминания поставил последние строчки великого Лермонтова. Позже мы встречались в «Доме Кино» или в ЦДЛ. Выбирал место встречи Массоха. Актер хотел общения, искал встречи с «однополчанами».

Как-то по приезду в Москву я снова позвонил ему домой. Попросил пригласить к телефону Лаврентия Массоху. Женский голос грубо ответил: «Вы что рехнулись?! Он год назад умер». Я извинился и повесил трубку. Стою у телефона-автомата и вспоминаю последнюю встречу с Массохой в ресторане и его вопрос в никуда: «Что есть жизнь?».

Этот вопрос я задаю умным собеседникам и нет устраивающего меня ответа. Появляются люди в нашей памяти неспроста. А может они посылают нам оттуда какие-то импульсы, мол, задумайся: «Что есть жизнь?».

ГЛАВА 5. ТЕАТР. БЕЗ СИРОПА И БЛЕДНО-РОЗОВОГО ОПТИМИЗМА

Театр – это дух общества, нации