Читаем Оазис человечности. Часть2. Власть фортуны полностью

Сколько они еще так шли – о том Аврора не могла бы сказать: в этом склепе заживо захороненных людей она потеряла всякое понятие о времени. Ей начинало казаться, что она пребывает здесь уже целую жизнь, и воспоминания о прожитых годах – не более чем ее собственный бред, такой же, как и всех остальных, что оказались в этом аду. Бредни о лучшем мире, о лучшей жизни – все это вымысел. Разве это могло быть с ней на самом деле, когда она воочию видит гораздо более реальный мир, существующий на самом деле?

Извилистый коридор, петляющий в недрах Тарпейской горы, переплетения ходов, трепетное мерцание факелов, безумные пляски теней, клетки с горящими во тьме глазами людей, их тянущиеся кривые, страшно исхудалые руки с дрожащими костяшками пальцев, тошнотворная вонь, гниение плоти, сплошное разложение и смерть, смерть еще при жизни, и мерный стук падающих капель ледяной воды о каменный пол, и что-то жутковатое за углом, и снова клетки… У Авроры начала кружиться голова, в глазах поплыли пятна цвета крови, где-то в ушах разрослось нескончаемое гудение и стрекотание, сердце колотилось и прыгало так, как никогда в жизни, а руки, держащие край тоги Сервия, начали слабеть. Мужчины же, казалось, не могут почувствовать весь ужас происходящего, а Аврора была уверена, что вот-вот упадет в обморок, если бы они вдруг не остановились перед очередной клеткой, в глубине которой забился человек, и начальник не сказал:

– Пришли. Заключенный Лутаций?! – он крикнул в клетку.

Какой-то мужчина вынырнул из ее глубины и предстал перед взглядами всех, освещаемый тусклым светом факелов. Его совсем новая, неизношенная туника лучше всяких слов свидетельствовала о том, что он здесь совсем недавно. Узник был среднего роста, с неподвижным лицом, черты его имели сходство с восточными – он походил на жителя степей: волосы темного цвета были прямы и, спадая, торчали в разные стороны; лоб низкий, нос приземистый, в глазах виднелась мягкость и слышался шелест травы, зоркость охотника и беспокойство жертвы – все в них слилось; рот не давал повода говорить об общительности. Да, это был Лутаций – Аврора узнала его, хотя в то утро видела лишь мельком, и вдобавок была потрясена всем, что случилось тогда.

Взгляд у Лутация был удивленный и обеспокоенный, глаза часто моргали даже от такого бледного света. Он пытался разглядеть пришедших к нему людей и сразу признал Аврору, как только посмотрел на нее. Аврора пришла в себя и чувствовала много лучше. Силы возвращались, желание вновь разжигало в ней былую решимость, глаза прощупывали Лутация. Он еще тогда, в первый раз их встречи, пусть и такой нежеланной для нее, вызвал доверие, и когда он ее уводил с места стычки, то хоть она и вырывалась поначалу, но после чувствовала себя, словно под охраной стража, ответственного за ее жизнь, но никак не в руках злодея. И тогда она ничуть не страшилась. Сейчас в этом жутком месте это чувство лишь усилилось: нечего было опасаться подлости со стороны этого человека. Даже заточенный в темнице, он был более достоин доверия, чем многие из тех, кто оставался на свободе, и кого она знала. И в таких вот скверных условиях он не потерял своего достоинства. Во что он верит – она не знала, но такая стойкость вызывала уважение. Аврора набралась смелости и повернулась к Сервию и начальнику, оставшимся позади – она невольно сделала шаг вперед, когда увидела заключенного. Тихо, но тоном, не допускающим возражений, попросила:

– Можно мне побыть с ним внутри? Мне надо остаться с ним наедине на несколько минут. Можно это устроить, господин начальник? Сервий, а ты не будешь возражать? Заверяю тебя, что со мной ничего не случится: он – мой знакомый. Мне надо с ним поговорить так, чтоб никто не мешал.

И она посмотрела сначала на начальника, который полез доставать связку тяжелых ключей, затем – на Сервия, кивнувшего ей головой в знак своего согласия. Звякнули ключи, дверь из стальных прутьев протяжно крикнула, вызвав вдалеке вопли сопровождения, и Аврора скользнула вовнутрь легко и бесстрашно, воодушевленная близостью того часа, когда она, возможно, узнает местопребывание Квинта.

Еще минуту назад, вновь увидав Лутация, внутренне Аврора начала диалог с ним: в своем окружении она знала многих мужчин с разными характерами и при желании могла расположить к себе и обольстить любого из них. В своем умении и мастерстве она не сомневалась, но вряд ли они помогли бы в столь унылом и безрадостном месте. Когда желание выбраться отсюда занимает и ум, и сердце, вызвать к себе симпатию, расположить могло только одно – свобода. Она же не то, что не способна была освободить узника, но и себя в эту гнетущую минуту ощущала пленницей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказчица
Рассказчица

После трагического происшествия, оставившего у нее глубокий шрам не только в душе, но и на лице, Сейдж стала сторониться людей. Ночью она выпекает хлеб, а днем спит. Однажды она знакомится с Джозефом Вебером, пожилым школьным учителем, и сближается с ним, несмотря на разницу в возрасте. Сейдж кажется, что жизнь наконец-то дала ей шанс на исцеление. Однако все меняется в тот день, когда Джозеф доверительно сообщает о своем прошлом. Оказывается, этот добрый, внимательный и застенчивый человек был офицером СС в Освенциме, узницей которого в свое время была бабушка Сейдж, рассказавшая внучке о пережитых в концлагере ужасах. И вот теперь Джозеф, много лет страдающий от осознания вины в совершенных им злодеяниях, хочет умереть и просит Сейдж простить его от имени всех убитых в лагере евреев и помочь ему уйти из жизни. Но дает ли прошлое право убивать?Захватывающий рассказ о границе между справедливостью и милосердием от всемирно известного автора Джоди Пиколт.

Джоди Линн Пиколт , Джоди Пиколт , Кэтрин Уильямс , Людмила Стефановна Петрушевская

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература / Историческая литература / Документальное
Фараон Эхнатон
Фараон Эхнатон

Советский писатель Георгий Дмитриевич Гулиа (1913—1989), заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1943) и Абхазской АССР (1971), начинал свой жизненный путь не как литератор. В молодости он много лет проработал инженером на строительстве Черноморской железной дороги. И лишь в зрелом возрасте стал писать книги. Первая же его повесть «Весна в Сакене» получила в 1949 году Сталинскую премию. Далее последовали многие другие повести, рассказы, романы. Долгое время Георгий Гулиа был одним из руководителей «Литературной газеты». В этот период он обратился к историческому жанру, и из-под его пера вышли весьма интересные романы из истории древних народов – «Фараон Эхнатон», «Человек из Афин», «Сулла», «Омар Хайям».Публикуемый в этом томе роман повествует об эпохе царствования фараона Эхнатона (XIV век до н. э.) – одной из узловых эпох в истории египетской культуры. Это время богато гениями зодчества, ваяния и живописи. Но личность самого фараона-реформатора до сих пор остается загадкой. В мировой художественной литературе нет произведений об Эхнатоне и его времени. Роман Георгия Гулиа интересен оригинальной разработкой этой темы.

Георгий Дмитриевич Гулиа

Советская классическая проза / Историческая литература / Классическая литература