Оазис человечности. Часть2. Власть фортуны

Внезапная мысль молнией озарила его лицо, пробежала в глазах звонконогим оленем. И промолвил тогда Лутаций с надеждой:

– Есть одно средство, могущее тебе помочь. Только оно пришло мне на ум. Сам я сейчас стою на распутье и не в силах ничего выбрать. Помочь я хочу тебе, прекрасная дева, но долг призывает молчать, а не повиноваться – не смею, и если сам Квинт не счел нужным тебе открыть свое жилище, то смею ль я его воле не подчиниться? Но делом мог бы я тебе помочь: для этого надо меня всего-навсего освободить. Не знаю за собой я преступления настолько тяжкого, что сюда меня заточили. Может, через час-другой за мной придут и отпустят. Обо мне не забудут – я знаю это наверняка. И здесь не пропаду, не загнию без вести. Но если есть у тебя через отца ли, иль по-иному как, влияние, то, освободив меня, ты приблизишь час свидания. Квинт отблагодарит за это, а я бы в этом деле поспособствовал, сам бы не остался неблагодарным, уж поверь. И свиделась бы тогда ты с ним – в этом тебе мое слово и честь, а иначе – я сам добровольно сюда сойду и проведу в этой гнилой утробе остатки своих дней.

Аврора призадумалась, в уме пытаясь быстро сообразить, насколько выполнимо это предприятие. Что-то отметив про себя, вслух сказала:

– И то правда: есть зерно надежды в твоих словах и твоем предложении. Конечно, я для твоего освобождения приложу все усилия, в какой-то мере это я и виновата, что ты оказался здесь, Лутаций. Не знаю, насколько сможет тебе помочь мой отец и согласится ли? У меня есть некоторые сбережения – но на подкуп охраны и начальника их может оказаться маловато, – Аврора взяла Лутация за руку. – Я вот что думаю об этом, Лутаций: и вправду – Квинта адрес тебе выдать было бы неуместно, но я б тебе помочь скорей могла, сообщив о тебе твоим друзьям! Пока они узнают, где ты и что с тобой, и как тебе помочь – может минуть не один день в этом подземелье ужаса. Скорей бы было, если б сообщил ты мне хоть кого-то из своих друзей. Ему б я рассказала все, поведав о тебе, и в освобожденьи помогла скорейшем из тюрьмы.

Может, Аврора в этих словах была не так искреннее, может, Лутаций почуял какой-то подвох, вот только он не проронил на это ни слова, и девушка поняла, что перестаралась в своем неуемном желании найти Квинта. Да и сама она еще толком не знала, помогла ли б в освобождении Лутация или предоставила б его своей собственной судьбе, а эти слова так и остались бы словами. В попытке исправить возникшее впечатление, может, и не такое далекое от правды, она прибавила:

– Но, как бы все ни произошло, скоро ты окажешься на свободе и вдохнешь чистый зимний воздух, свежий и прозрачный. Сейчас он холодный, но будь уверен: он тебя согреет скорей, чем здешний! И ты насладишься лучами яркого солнца, что, обходя каждый день лазурный небосвод, глядит на всех нас с радостью и любовью, дарит благодать и жизнь. Это непременно произойдет, Лутаций! И твое избавление из этого мрачного плена мы вместе обязательно отпразднуем!

Аврора улыбнулась ему и легонько, нежно пожала руку. Лутаций проникся ее сладостным описанием и по отсутствующему, но довольному взгляду можно было понять, что в фантазиях своих он сейчас унесся далеко. Все ужасы и отчаяние подземелья стали хотя бы на секунду, на краткий миг просто дурным сном, кошмаром, пробуждение от которого вот-вот должно произойти. И возвращаться обратно ему вовсе не хотелось.

Но пробуждение все же наступило. Секундное очарование пропало, исчезло, как радуга после дождя небесного, как хрупкая химера, построенная богатым воображением, но разрушенная живой действительностью, которая оказалась намного реальней вымысла, пусть даже и самого желанного. Тяжелые шаги нарушили шаткий мир иллюзий. Чьи-то сапоги грозно ступали по камням тюрьмы. Что-то изменилось во всем этом мире, нарушилось равновесие: в него было принесено что-то новое, что-то страшное, от чего не следовало ждать доброты.

Как оказалось, предчувствие не обмануло Аврору. Приближение двух теней ускользнуло от внимания задумавшейся девушки, и когда решетки горя пронзительно свистнули, она вздрогнула от неожиданности и обернулась. Снаружи на нее молча смотрели незнакомые люди. Похоже, они не ожидали ее застать, и радости ее присутствие им не доставляло. Их лица были угрюмы, их позы – властны. В одном она угадала стража: он был в соответствующем облачении и вооружении. Тут он глянул себе на ноги и, заметив, что пряжка на сандалии развязалась, присел, чтобы ее завязать; копье положил рядом с собой, направив острие в ее сторону.