Об обращении с людьми

Итак, берегись оставлять вернейшего твоего друга, т.е. самого себя, так чтобы сей верный друг твой не оставил те­бя в то время, когда ты будешь иметь в нем нужду. Да! бы­вают минуты, в которые ты сам себя оставить не должен, хотя и все тебя оставляют. Бывают минуты, говорю я, в ко­торые обращение с самим собою есть единственная отрада. И что же будет с тобою, когда ты, пребывая в раздоре с соб­ственным твоим сердцем, получишь и с сей стороны отказ во всяком утешении и помощи?

(3) .

Но если ты хочешь найти отраду, счастье и спокойствие в обращении с самими собою, то сие обращение должно быть столь же разборчиво, справедливо и строго, как и с другими людьми. По сему не надобно огорчать и унижать себя в собственных глазах своих; нс надобно презирать себя или излишней лестью уклоняться от своего усовершенство­вания.

(4) .

Пекись о здравии телесном и душевном, но не изнежи­вай стишком ни тело, ни душу. Кто не дорожит своим здо­ровьем, тот теряет такое благо, которое одно часто бывает достаточно, дабы возвысить его превыше людей и судьбы, и без которого все земные сокровища суть один только прах.

"Без сего драгоценного достояния все сокро­вища внушают единое сожаление о невозмож­ности ими воспользоваться. Безрассудные! мы расточаем сие благо, почитая его неистощи­мым! Юность есть тот возраст, в котором наи­более нужно утвердиться, и во время оной мы наиболее о нем не радеем." - По словам Лаб- рюйера мы употребляем одну часть нашей жиз­ни на то, чтобы сделать злополучною другую, ь (См. Principes Philosophiques, Politiques Et Moriaux, par. M. Weiss, под статьей De La Sanle, cmp. 178)

Здравие состоит в чистейшей, легкой дея­тельности и истинной, но не роскошной силе. Человек стремится к сему здравию из уважения к духу, которого спокойное развитие, чистей­шее ощущение и внешние действия зависят от здравия телесного. Отсюда возникает первая заповедь нравственного человека: "храни жизнь свою: храни ее не только для того, чтобы жить и наслаждаться жизнью, но и для того, что она принадлежит лицу твоему; что она есть необходимое

условие твоей деятельности. - От­сюда следует, что примирение с жизнью есть нравственная обязанность к самому себе, равно как и сохранение истинного се достоинства. А по сему в таком положении мы не должны пи­тать в себе желания смерти, в которые вверга­ют нас ребяческие слабости и страстные мечты. Вторая нравственная заповедь: "пекись о своем здравии, или сохраняй тело свое в чистейшей деятельности, и через то самое делай его спо­собным к нравственному действию.

Ибо здра­вие само по себе, как чувственное благосостояние, не имеет никакого внутреннего достоинства; но оно имеет свою цену как сред­ство к исполнению своих обязанностей, т.е. как основание деятельности разума. По сему един­ственно из уважения к душе и свободе нашей обязаны мы сохранять здравие. Оно есть необ­ходимое условие к чистейшему ощущению, к истинному чувству, к непоколебимой силе, и, наконец, к свободному исполнению познанного добра. Когда тело находится во всей полноте и истинной силе своей (что почти не принимают во внимание наши расслабленные современни­ки), тогда оно не только безопасно для духа, но еще служит к обузданию гибельной фантазии.”

(см. Pr. Aug Corns Moralphilosophie Und Religion Philosophic. Leipzig 1810. cmp. 98.)

Но кто страшится малейшего дуновения ветра и избегает всякого напряжения сил своих, тот ведет жизнь несносную, бесчувственную и тщетно старается искусством заменить потерю сил естественных.

"Если, - говорит Вейс (там же, стр.182), - сохранение своего здравия должно быть одной из существенных обязанностей наших, то из­лишнее старание об оном становится пороком. Можно жертвовать для сего некоторыми удо­вольствиями, но обязанностью - никогда; а сде­лать его преимущественным, единственным предметом наших стараний означает более крайнюю робость духа, нежели благоразумие."

Кто предается всегдашнему волнению страстей своих и беспрестанно напрягает силы душевные, тот часто принуж­ден бывает оплакивать потерю растраченного драгоценного времени, удобного к открытиям. Но кто разум и память свою оставляет в непрестанной дремоте, или кто страшится самого малейшего сопротивления и всякого неприятного усилия, тот не только лишается истинного наслаждения, но погибает невозвратно, особенно там, где дело доходит до усилий, смелости и решительности.