Обещание

Раньше ее, возможно, испугала бы его злоба, но в последнее время жизнь была такой ужасной, что она больше не чувствовала, что ее можно задеть. «Думаешь, это меня расстроит? Ошибаешься, приятель».

— Мне плевать, что ты думаешь о моих ногах. Не твое дело их обсуждать, — парировала она, но он не слушал.

— Я сделал тебе комплимент, а ты только и можешь, что сказать, что тебя это «не интересует»? — Теперь он кричал во всю глотку, брызгая слюной во все стороны. — Когда ты так одета? Ты крутишь динамо, вот что ты делаешь. Я всего лишь пытался сделать тебе комплимент. Почему ты такая сука?

Боже, она ненавидела, когда мужчины считали, что она должна им весь чертов мир только за то, что они сделали какой-то извращенный комментарий о ее теле, сказали то, о чем она их вообще не просила.

— Мне не нужны твои комплименты. Ты что, не понимаешь? — крикнула она в ответ, внезапно разозлившись. Наружу вырвался весь гнев, который она подавляла после смерти Патрика, поток горячей ярости. Как он посмел? — Я не стерва, я не «динамо», я провожу ночь со своими друзьями. Что из этого ты не понимаешь? Четыре «Мохито» и джин с тоником, пожалуйста, — лихорадочно добавила Зои, заметив, что бармен посмотрел в ее сторону.

— Чертова сука, — сказал мужчина, но, по крайней мере, пошатываясь, отошел от бара и оставил ее в покое, без сомнения, намереваясь тут же вцепиться в какую-нибудь другую женщину в надежде на лучший прием.

«Фу. Скатертью дорога».

Она почувствовала, как накатывает слабость от облегчения, вызванного его исчезновением. Руки дрожали. Когда гнев утих, ей пришлось вцепиться в стойку, слезы защипали глаза. Все в порядке. «Ты в порядке, — сказала она себе. — Не расстраивайся из-за такого пустого места, как он». И все-таки его резкий переход к агрессии был ужасен. Ей вдруг захотелось домой. Она оказалась слишком ранимой для таких столкновений и чувствовала себя разбитой. К тому же у нее подкашивались ноги, а музыка казалась слишком громкой. В эту минуту ей так хотелось перенестись в безопасное место, с комфортом расположиться на своем диване, и чтобы дети крепко спали всего в нескольких метрах от нее.

— Четыре «Мохито» и… что вы сказали, водку с тоником? — проревел бармен.

— Джин с тоником, пожалуйста, — ответила Зои, прикладывая салфетку к глазам и надеясь, что тушь не размазалась. Была половина второго ночи, самое позднее время, когда она (намеренно) не ложилась в течение нескольких недель, и она чувствовала себя разбитой. Прокрутив в голове неприятную встречу, она почувствовала, что погружается в мрачное отчаяние. Неужели так будет и дальше, как у всех одиноких женщин? Сталкиваться с отвратительными идиотами, когда дома никто не ждет? Она задавалась вопросом, будет ли когда-нибудь снова обниматься с мужчиной, ощутит ли когда-нибудь ту самую взаимную искру влечения, и решила, что, вероятно, нет; отныне ей суждено жить без любви, в одиночестве.

— Эй! Ты в порядке? — Клэр толкнула ее сзади, и Зои подпрыгнула. — Хорошо провела ночь? О, люблю эту мелодию! — воскликнула подруга, прежде чем Зои успела ответить.

— Я тоже, — сказала она, пытаясь подавить печаль и расплачиваясь с барменом. «Глубокий вдох. Забудь об этом проныре. До этого тебе было весело. Помнишь?»

— Я так рада видеть тебя на свободе, детка, — крикнула Клэр. Ее коротко подстриженные светлые волосы мерцали красным и фиолетовым в свете мигающих огней, помада размазалась. — О, это мне? Спасибо! С тобой все в порядке?

— Да, — сказала Зои, изо всех сил стараясь улыбнуться. «Кому нужна зануда на вечеринке?» — напомнила она себе.

— Я помогу отнести напитки, — предложила Клэр, хватая пару стаканов. — А потом давай вернемся на танцпол!

Зои судорожно вздохнула. «Мечты, мечты».

— Иду, — сказала она.

Глава двадцать первая

Поначалу Дэн считал, что присмотреть за детьми вместо Зои — дело несложное, но очень быстро понял, что жестоко обманулся. Он изо всех сил старался уложить Гейба вовремя в постель — поначалу племянник был забавным и очаровательным, а Дэн не хотел быть строгим властным дядей, который говорит «нет». Последствия оказались впечатляющими: мальчик впал в чрезмерное возбуждение, кричал, что Дэн не может указывать ему, что делать, и что Дэн не может заставить его лечь спать. Финал стал термоядерным взрывом криков и гневных слез Гейба, и сам Дэн, кажется, начал испытывать те же эмоции. Гейб яростно отказался пожелать дяде спокойной ночи и захлопнул дверь спальни у него перед носом. «Ладно, усвою урок», — уныло подумал Дэн, спускаясь вниз.