Обеты молчания

– Никогда в это не поверю. В Лаффертоне уже несколько лет не слышали выстрелов, не считая того парня, который снес себе башку, а теперь у нас за три дня застрелены три женщины. Должна быть связь.

– Ты не слышал, криминалисты нашли что-нибудь в старом зернохранилище?

– Ничегошеньки они не нашли. Пока что. Но вы подождите. Лично я думаю, что он вообще не был в зернохранилище, мне кажется, что он стрелял с крыши офисного здания по соседству.

– Там они тоже должны были проверить.

– А с чего ты так уверен, Стив? Что он был на крыше? Они нашли веревку на пожарной лестнице?

– Он перепрыгнул. Это довольно легко. С крыши ему было лучше видно улицу.

Клайв Раули пожал плечами и стал елозить в кресле, безуспешно пытаясь почесаться, а машина тем временем вильнула за угол. Ложные вызовы будут продолжаться до тех пор, пока все не уляжется. Женщины, которым кажется, что они слышали выстрелы, мающиеся дурью дети – это неизбежно. И невыносимо.

Но впереди было два хороших дня – дни тренировок всегда были хорошими. Они напоминали о том, ради чего все это, зачем ты здесь, что может случиться и как в таких случаях действовать. На них ты достигал своего пика, оттачивал свои навыки. В этот раз они будут тренироваться на старом летном поле. Там лучше всего. «Как дети, – говорила его сестра, – вы просто как чертовы дети, которые толпами бегают друг за дружкой и играют в хороших и плохих».

Завтра у него выходной. Можно будет съездить к ним. Повидать ее, повидать детей. Он не был там уже пару недель. Пусть посмеется, пусть подразнит его за то, что он сам как большой ребенок. Фургон припарковался у участка. Клайв выскочил первым. Ему уже не терпелось, чтобы его поскорее оформили и он смог раздеться и унять этот дикий зуд.

Двадцать три

– Ты слишком много знаешь, – сказал Ричард Серрэйлер. – Ты обречена на это.

В комнате ожидания отделения радиографии никого не было, ночью тут всегда было пусто и тихо. Уборщица вымыла пластиковые панели на полу и установила посреди комнаты ярко-желтую табличку с надписью «Осторожно. Скользкий пол».

– Теперь я понимаю, – сказала Кэт, – что имеют в виду люди, когда говорят, что не выносят запах больницы. Ты его не замечаешь, когда работаешь тут целый день, но если прийти сюда вот так – это невыносимо.

– Листерин, – сказал Ричард. Он стоял рядом и разглядывал стенд, посвященный туберкулезу.

– Хотелось бы мне вообще ничего не знать. Прямо сейчас я бы хотела просто дождаться невролога, чтобы он сообщил мне хорошие новости, за которые я могла бы ухватиться.

– Ты можешь так и сделать.

– Думаешь?

Он продолжил читать.

– Я позвонила Саймону, – сказала Кэт.

– Я полагал, что Саймон занят поимкой граждан, которые стреляют в молодых женщин.

– Папа…

Любой другой человек поддержал бы ее, обернулся, улыбнулся, сделал бы какой-нибудь жест, но ее отец был не таким. Она хотела ему что-то сообщить, и он просто ждал этого. Он не был жестоким, не был бесчувственным, как полагал Саймон. Он был рациональным.

– Саймон был несколько удивлен, увидев Джудит. Но не надо винить его за это. Он этого не ожидал, и он скучает по маме больше, чем любой из нас.

– Как ты можешь судить об этом?

– Извини. Но ты сам знаешь.

– А ты? Что ты чувствуешь? – Теперь он обернулся к ней.

– Разумеется, я скучаю по маме. Особенно мне не хватает ее сейчас, мне больше всего на свете хотелось бы, чтобы сейчас она была здесь.

– Я имею в виду, что ты чувствуешь по поводу Джудит?

Кэт посмотрела на отца. «Я никогда тебя не понимала, – подумала она, – никогда не улавливала твоих мотивов и желаний. Никто не улавливал – и уж точно не мама, но она как-то научилась жить с тобой, и мне тоже всегда казалось, что мне удается ладить с тобой, несмотря ни на что. Саймон – единственный, кто этого не делает, не может делать и, скорее всего, не будет. И все же прямо сейчас ты будто довольно несимпатичный незнакомец».

– Мне нравится Джудит, – сказала она. Это прозвучало безэмоционально, но от усталости и тревоги она чувствовала себя так, будто ее долго избивали кулаками и сил у нее уже не оставалось.

Ричард ничего не сказал, он просто вышел из комнаты ожидания и куда-то зашагал по коридору.

Кэт ни о чем не думала. Все мысли были где-то далеко. Наверное, ей было даже лучше остаться здесь одной.

Он вернулся с пластиковым стаканчиком кофе и предложил его ей.

– Это тяжело, – сказал он. – Я знаю, что это тяжело.

Кэт глотнула. Кофе был крепкий и сладкий.

В машине они не разговаривали: Ричард был за рулем, а они с Крисом сидели сзади. Сначала Крис немного поворчал о том, что у него нет ни малейших причин ехать в больницу, но потом погрузился в молчание до самого конца поездки. В больнице он продолжал молчать, не встречался с ней глазами, коротко отвечал на простые вопросы и только кивнул, соглашаясь на сканирование.

– Он знает, – сказала Кэт. – Он знает расклад не хуже, чем мы.

– Он знает, какие есть варианты, но всегда сложнее объективно судить о самом себе.