Обеты молчания

– Глиома. Все после второй стадии. Пожалуйста.

– Попытайся заснуть. Ты же знаешь, что существует еще много других опухолей мозга. Не надо сразу рассчитывать на худшее. Не думай больше сегодня об этом. – «Господи, – подумала она, – какая глупость. Какая глупость, глупость, глупость». Не думай больше об этом. Если бы.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его.

Крис отвернулся.

– Странно, – произнес Ричард Серрэйлер, когда они выезжали с больничной парковки. – Симптомы противоречивые. Эпилептический приступ и сонливость говорят об опухоли ствола головного мозга, но смены настроения, как правило, связаны с поражением лобной доли. Может, глиома, как ты думаешь? У него были проблемы со зрением? Атаксии, насколько я видел, не было.

Кэт было сложно что-то ответить. Машина как будто неслась по воздуху, стремительно двигаясь в сторону съезда. Ее отец всегда водил аккуратно, осторожно, но очень быстро. В ее мозгу вихрем носились образы и мысли, и она не могла ни за что уцепиться.

– Что тебе сказал Крис?

Она хотела ответить, что ему дали седативные и он был не очень разговорчив.

– Он заставил меня пообещать, что если это четвертая стадия, я дам ему смертельную дозу морфина.

– О. Интересно.

– Интересно?

Он не ответил.

– Господи боже, да существует еще десяток вариантов, разве нет? Она может быть доброкачественной и операбельной, и тогда возможно полное выздоровление. Она может быть подвержена радиотерапии. Это вообще может быть не опухоль. МРТ сложно читать, ты сам это сказал.

– Не настолько сложно.

– Да, ты умеешь утешать. Я тут пытаюсь справляться, пап. Мне нужно, чтобы ты помог мне.

– Конечно, я помогу тебе. Но чего именно ты ожидаешь?

– Ты смотришь на это только как медик.

– Потому что я медик. Как и ты. То, что я рассуждаю как медик, еще не значит, что у меня нет никаких чувств. Мне невероятно жаль Криса. Это тот путь, на который я бы никому не пожелал ступить.

– Как человек может просить свою жену убить его?

– Он говорил о конкретных обстоятельствах.

– При любых обстоятельствах.

– Просто. Я бы сделал то же самое.

– Меня не проси никогда.

– Марта, – произнес Ричард, когда они остановились на красном сигнале светофора, – попросила бы о том же, если бы могла. Теперь я это понимаю.

– Марта?

– Тогда твоя мать решила взвалить этот груз на себя. В тот момент я был в ужасе. Я был слишком ослеплен горем, чтобы увидеть правду, которая состояла в том, что это было правильное решение. Я не мог мыслить рационально и делать разумные выводы. Она сделала их за меня.

Светофор переключился, и перед ними выскочил мотоциклист, когда Ричард уже нажал на газ. Он притормозил и с визгом остановился, а мотоциклист исчез в темноте в облаке выхлопных газов. Они свернули направо. Выехали на проселочную дорогу. До дома Кэт оставалось примерно три мили.

– Какова статистика смертей молодых мужчин на мотоциклах?

– Я хочу, чтобы ты остановился. Ты должен объяснить мне, что ты имеешь в виду.

– Нет никакой нужды останавливаться. Все предельно ясно.

– Нет, все предельно неясно.

– Не кричи на меня, Кэтрин.

– Я не поняла, о чем ты только что говорил. Про маму и Марту. Объясни.

Она смотрела на него, пока он продолжал вести машину. Его узкое лицо сохраняло абсолютно нейтральное, спокойное выражение, с которым он глядел на дорогу. «Я не знаю этого человека, – подумала Кэт, – но я понимаю, почему Саймон считает, что знает».

– Я бы, наверное, никогда не рассказал тебе. Но теперь ты знаешь. Твоя мать сделала твоей сестре укол калия. Ей было невыносимо смотреть, как она продолжает влачить подобное существование. Она рассказала мне, и я пообещал не говорить об этом больше никому. До этого момента я держал свое обещание. Но, поскольку эта тема снова возникла, я счел уместным рассказать тебе. Полагаю, ты согласишься со мной, что это должно остаться строго между нами?

Двадцать четыре

Было уже очень поздно. Джудит сидела на теплой гостеприимной кухне Дирбонов и вспоминала день, когда умер ее муж.

Она делала заметки, готовясь к встрече по рассмотрению дела о ребенке, которого им, возможно, пришлось бы взять под опеку. Тогда у них еще был кот – огромный, серый, с ободранными ушами. Звали его Джаспер, имя придумал Дэвид. Пятнадцать лет назад. Этот жалкий комок спутанной шерсти нашла в луже домработница и принесла к ним в сумке для продуктов. Теперь Дэвид был в Конго и спасал жизни, Вивьен проходила в Эдинбурге свою ветеринарную практику, а Джаспер растянулся в лучах вечернего солнца, освещавшего небольшой кусочек кухонного стола рядом с ней, и периодически выпускал когти, чтобы слегка царапнуть ее бумаги. Дон ушел на рыбалку еще на рассвете. Он никогда не будил ее. Она спустилась вниз около семи, но он уже давно ушел на облюбованный им берег реки Тест.

Кот Дирбонов, Мефисто, тоже сейчас лежал на стуле рядом с ней, свернувшись в небольшой плотный клубок и спрятав когти.