Облако возмездия

— Потому! Потому что люди, у которых мы оказались — недобрые люди, они благотворительностью не занимаются. У них есть свои планы, и мы в их планах всего лишь разменная монета. По крайней мере, я. А вот насчет тебя — они не понимают, совсем не понимают, кто ты такая и какого черта за ними увязалась. Ты хоть знаешь, где мы находимся?

— Откуда! Вообще, везли нас не долго. Но дорогу было не разглядеть, темень да туман вокруг, что тут увидишь? Но я, в отличие от вас, хотя бы пыталась отследить.

— Значит, мы все же на Пионерке, — заключил Феликс, проигнорировав последние слова Лимбо.

— Что есть Пионерка? И почему мы «на» ней?

— Пионерка ближайший пригород Загубинска. А «на» ней потому, что «в» ней звучит еще хуже, ибо рождает более похабные ассоциации. Пионерка, по легенде, первая жительница поселка. Она была реальной пионеркой, и ей пришлось сбежать из дому, где пионеров не любили. Черт, ничего про вчерашний вечер, после ресторана, не помню.

— Надо меньше пить, слышали такое?

— При чем здесь это? Вчера мне в питье явно чего-то намешали. Хотя как — не пойму. Ведь мы с господином Клером пили из одной бутылки. Может, и он тоже, того?

— Не знаю про него, вряд ли, — сказала Лимбо. — Во всяком случае, когда я выходила из ресторана, с ним все было в порядке. А зачем им, этим, вас похищать? Вы им что-то должны?

— Черта лысого я им должен! Я никому не должен! Они меня принимают за кого-то не того, и на этом основании… Впрочем, вот это тебя точно не касается. Тебе нужно валить отсюда, любым способом. Скажи им что-нибудь, придумай. Дурочку разыграй, вот перед ними, как ты это умеешь. Главное, отбейся от них, сбеги, спрячься в тумане и потом пробирайся в город. Хотя, и там опасно. Знаешь, в гостинице иди сразу к директору, Нине Федоровне или Эвелине Висбальдовне, все равно. Расскажи ей про все, что случилось, и она тебя спрячет. Она сможет, у нее есть такая возможность.

— Как-то это странно звучит… Их, директрис, что, две?

— Две в одной, как и ты. О, черт!

Лязгнул, громыхнул, будто свалился на пол, засов, и на пороге темницы нарисовалась давешняя парочка. Кстати, Феликс их узнал, это были те самые мальцы, которые третьего дня на вокзале, у дверей Управления, поджидали начальника станции. Не на том ли джипе они его на рыбалку возили, на котором вчера их самих сюда доставили? А, если так, значит, имеются здесь и еще люди, а эти двое просто основные помощники. Приближенные, так сказать, Болек и Лелек. «Мы с Тамарой ходим парой», — скептически осмотрев прибывших, прокомментировал он.

— Эй, ты, чертова кукла! Иди сюда! — позвал один из парней Лауру — тот, который всегда говорил больше.

Девушка, по своему обыкновению встряхнув кудрями, исподлобья глазами цвета сосновой коры посмотрела на источник звуковой волны и строго поджала губки.

— Вот, чуть что, сразу кукла! — сказала она скороговоркой. — Почему это кукла? Тем более — чертова? Никакая я вам не кукла!

— А вот сейчас и проверим, какая ты кукла, — ухмыльнулся второй. — Иди, сказано!

— Никуда я с вами не пойду! — затрясла головой Лимбо. — Вы мне не нравитесь! И доверия совсем не внушаете!

— Скажите, пожалуйста, доверия мы ей не внушаем! — обиделся малец. — Не нравимся!

— Да ты, я посмотрю, цаца! — высказался еще более определенно его напарник, тот, в кроссовках на босу ногу, кого шеф именовал Болеком. — А с цацами, чтоб ты знала, у нас разговор особый. Особый и короткий. Он быстро подошел к Лауре и, схватив ее за руку, молча потащил за собой.

— Данунах! — возразила Лимбо с неприкрытым возмущением. Вырваться она не могла, поэтому принялась интенсивно отбиваться. Только ее кулачок для громилы был, словно слону дробина, удары отскакивали от его груди, как от скалы, и даже когда она дотягивалась до его лица, тот только морщился и жмурил глаз, словно от дыма, но дела своего не бросал, продолжал тянуть. — Пусти, мразь, пусти! — пыхтя и пунцовея от натуги, вырывалась блогерша.

— Ну-ка, ты! Оставь ее! — не выдержав неприкрытого насилия, совершаемого на его глазах, вступился за девушку Нетрой. Он попытался встать, резко пойдя плечами и головой в сторону Болека, но тот, не отпуская Лауры, внешней стороной свободной руки наотмашь ударил его по лицу. Удар получился не сильный, но хлесткий, к тому же на пальце у громилы оказался крупный золотой перстень — квадратная пацанская печатка. Кожа под правым глазом Нетроя, рассеченная острой желтой гранью, лопнула, и из раны обильно брызнула кровь.

— А, черт! — вскрикнул сетератор, поневоле откидываясь назад.

— Убивают! — закричала в свою очередь Лаура и, неожиданно изловчившись, укусила мальца за тянувшую ее руку.

— Твою мать! — взвизгнул громила и, бросив девицу, отпрянул от нее. — Она меня укусила! — призвал он в свидетели напарника.

Стоявший на страже у двери малец передернул затвор автомата.

— Ну-ка, ша! — старательно огрубляя голос, произнес он веско. — А то всех положу здесь, нахрен.

В амбаре немедленно воцарилась тишина.