Облако возмездия

— Думаешь, некий тайный кабель имеется? Из внешнего мира? Думаешь, кто-то их электричеством снабжает?

— И такое возможно. Только не понятно, зачем кому-то снабжать их электричеством? Хотя, да, вполне допускаю, что у них есть сообщники на свободных пока от них землях. Или же, они действительно умеют изменять реальность. Не знаю. Смотреть надо. Думать надо. Вы-то сами как считаете?

— Честно говоря, не определился еще. Хотел бы сказать, что мне пофиг, но нет, не скажу. Я хоть и фантаст, и сам всякое придумывать мастак, но такое… Черт, даже не знаю… С одной стороны, бред полнейший, а с другой, когда поразмышляешь, и логика в изложении вроде проглядывается, и доказательства какие-то представляются. Один этот Пыря, как ты его называешь, чего стоит. Ты ведь сама видела, как он трансформируется, как видоизменяется. То такой, то эдакий. Левитирует, опять же, сцуко, пешком не ходит. Видела? Конечно, все видели. Вот, то-то и оно.

— Пыря тоже загадка, да. Думаю, он лишь незначительное проявление куда большей, скрытой, невидимой до поры силы. Внешний феномен — не знаю, как определить точней. Ходячий интерфейс, вот.

— То есть, ты веришь в тот бред, который он нес? Про ад и коллективный разум?

— Верю я или нет, не в этом дело. И даже не в том, что он нам рассказывал.

— Почему? Что тогда важно, умница ты наша? Просвети.

— А то важно, о чем нам не рассказали, о чем умолчали. В этом самый наш интерес.

— И о чем нам не сказали?

— Я же говорю: пока не знаю. Думать нужно!

Водитель за оградой махнул Генриху рукой и забрался в кабину. Мотор взревел, чихнул, труба пахнула дымом, выпустила рой искр. Заскрежетала трансмиссия, машина сдала назад, развернулась и той же дорогой покатилась прочь, оставляя после себя сухой и ностальгически ароматный самоварный дух. Большой мощи в работе парового агрегата не ощущалось, однако же, несмотря на это, механизм передвигался по лугу довольно резво.

— А форма на этом точно такая же, — заметил Нетрой. — Как на нашем казачке, устаревшая. Заметила?

— Видимо, господину Пыре полнехонький склад обмундирования достался по наследству, — предположила Лимбо.

Генрих закрыл дверцу на калитке и, нагнувшись, взял в каждую руку по сцепке кастрюлек. Еще одна осталась стоять на траве.

— Эй, — крикнул он в сторону крыльца. — Никто не хочет помочь?

Лимбо, не сказав ни слова, повернулась и вошла внутрь.

— Ну, конечно! — воскликнул Феликс. И, проявляя поспешную галантность, прокричал ей вслед: — Можешь не беспокоиться, я сам! Кто еще, если не я?

Ужин оказался вполне приличным, Генрих нисколько не покривил душой, расхваливая шеф-повара. Стряпня им понравилась, хотя до конца объективными они быть не могли, поскольку к этому моменту изрядно уже проголодались и съели бы что угодно. Что Лимбо с Нетроем и сделали, быстро очистили свои тарелки и, встретившись в поисках добавки глазами, рассмеялись навстречу друг другу.

— Я, честно говоря, еще бы чего-нибудь съела, — призналась девушка.

— Я бы тоже, — согласился Нетрой. — Ладно, оставим врагу. Для сохранения фигуры полезно ложиться спать полуголодным. Говорят.

— Да-да, это полезно, — невесело согласилась Лимбо.

— Зато теперь видно, что нас поставили на довольствие.

— Вот это по-нашему! По-военному! — хохотнул Генрих. Он-то ел с чувством, толком и расстановкой, не торопясь и явно наслаждаясь процессом. Закончив, облизал вилку и возвестил: — Люблю я поработать, особенно — покушать!

— Покушать! — умилился Нетрой. — Ты слышала? Он любит покушать!

— Да, а что тут такого? — бодро откликнулся Генрих. — Что естественно, то не стыдно. Даже наоборот прекрасно. Маленькие радости жизни — так мы говорим… Поднявшись, он собрал использованные приборы в стопку. — Предупреждаю сразу, — сообщил официальным тоном, — посуду будем мыть по очереди. Начну я, так уж и быть, а дальше по кругу. Чай сами себе сделайте, вон там, на буфете, чайник и все остальное.

— Вроде нормальный чувак, — заметила Лимбо, когда Генрих ушел с посудой в мойку. — Сразу и не скажешь, что его матрица обработала.

— Думаешь, обработала? — оглянувшись на ушедшего, спросил Феликс.

— По-моему, это очевидно. Отформатировала. Просто мы не знаем, как это происходит и в чем проявляется. У этого, в частности, в том, что не вспоминает ни отца, ни мать. Хотя, кто его знает, о чем он на самом деле думает?

— Да, с виду вполне нормальный парень, — согласился Нетрой. — Так, может, матрица не так уж и плоха?

— Желаете подставить голову? Не советую.

— Почему?

— Потому что мне не хотелось бы еще и с вами возиться.

— А что мы можем противопоставить? Ну, если действительно начнет воздействовать? Вот ты, например? Как с этим бороться.