Облако возмездия

Потом она взяла полотенце и принялась просушивать волосы. Параллельно ей, кстати, вспомнились эти милые картинки, анимешные и фэнтезийные, на которых девицы, одетые лишь в тесные лифчики и какие-то ленточки ниже пояса, сверкая очами, выворачивая пухлые губки, выпячивая пухлые сиськи и отклячивая пухлые попки, размахивают огромными мечами или держат с угрожающим видом в каждой руке по большущей мортире. Подумалось, вот для кого это рисуется? Конкретно, для какого идиота? Неужели никто не соображает, не понимает, что полуодетая женщина наиболее, максимально беззащитна? Беззащитна на уровне инстинкта. И противостоять в таком виде никому и ничему не в состоянии? Хоть с мечом, хоть без него. Ровно как и она сама теперь. Халатик — не одежда, и тем более не доспех. Женская кожа — не броня. Если кто захочет застать ее врасплох, лучшего момента не придумать. И что ей с этим делать? А хрен его знает, что делать! Пока, видимо, придется рисковать.

Полотенце Лимбо повесила все на тот же шнурок, там как раз для него оставалось место. А когда с подобающей своей недоверчивости осторожностью она уселась на жесткую солдатскую койку и, откинувшись спиной на стену, собралась было расслабиться, это и началось.

Между дверью и тем углом, в котором стояла кровать, получилось — по правую руку от Лимбо, имелся небольшой простенок, абсолютно пустой, девственно чистый, недавно выбеленный, как и все вокруг. Так вот, едва девушка присела, да смежила от усталости очи, и попыталась ее, усталость, растворить в прошедшем времени, как вдруг почувствовала — что-то не так. Что-то происходит. Тревога ударила под грудь, она открыла глаза и увидела, как поверхность простенка зарябила, пошла квадратами, ромбами и волнами. Ей показалось, будто кто-то с той стороны трогал водную гладь рукой, и она откликалась круговыми возмущениями. Но нет, не рукой. Рельефность поверхности усилилась, что-то острое и длинное, чей-то нос продавил ее, а потом следом проглянула полноценная маска, и уже через мгновение она оказалось внутри комнаты, и сразу стало понятно, чье это лицо.

— Не помешали? — спросило лицо. — Разрешите войти?

И сам он весь тут же нарисовался.

— Добрый вечер!

— Твою мать! — закричала Лимбо и, подхватив с пола ботинок, швырнула им прямо в него. В лицо.

Угодила туда, куда и целила.

Альфа от неожиданности зажмурился, то есть повел себя, как простой, обычный человек. Скривился, потемнел лицом, ботинок при этом исчез из виду, совершенно, словно в воду канул. А потом появился невесть откуда, шлепнулся на пол, прямо к паре.

— Что это было? — спросил альфа. — Что вы себе позволяете?

— Это я хочу вас спросить! — подняла тон почти до крика Лимбо. — Что вы здесь делаете? Какое вы вообще имеете право являться сюда без спроса?! Тем более — без приглашения!

— Мы спросили. Вообще-то, не вам в вашем положении указывать нам наши права.

— Правда? Ну-ка, проясните мне мое положение!

— Что тут объяснять? Вы находитесь у нас, под нашим полным контролем. Так что будьте любезны!

— Ага, любезности им подавай! Вы действительно уверены, что объект под полным контролем? Я вам так скажу, не объект, а субъект. Для начала. И вы всего лишь ограничили мою свободу передвижений, до остального вам не добраться.

— Вы думаете, что эта склянка на вашей голове долго сможет вас защищать? Не смешите гусей.

— Слушайте, я и так согласилась на вас работать, что вам еще надо? Вы хотите забрать меня всю, с потрохами? Кооптировать, нахрен?

— Таков наш принцип.

— Нет уж! Оставьте мои потроха мне! Я требую, чтобы мою приватность не нарушали!

— Или что?

— Увидите!

— Например?

— Да мало ли! Например, ограда под напряжением.

— Не убьет.

— А если голову в нее засуну? Мозги и сварятся. Вам же мозги мои нужны? А они сварятся.

— Глупости какие! Даже не выдумывайте. Мы всего лишь хотели обсудить с вами…

— Завтра! Я устала.

— Но, пару слов лишь…

— Я сказала, завтра! В рабочем порядке!

— Послушайте, госпожа Лаура, мы, конечно, понимаем…

— Ненавижу это имя!

— Но…

— Вон!

Когда, топнув в сердцах ногой, но все же без экстраординарных дополнительных эффектов, Пыря убрался, куда ему было велено, Лимбо стала бить дрожь. Свернувшись калачиком, она прилегла на кровать, прижалась щекой к подушке и попыталась успокоиться, но для начала сдержаться. Ишь осерчал он, думала она какими-то импульсами, ножками топочет. А, плевать! Ибо, нефиг! Щас! На цырлах я перед ним танцевать буду! Ага. Размечтался. Обсосешься, мразь! Плохо другое. Она-то считала, что кладовка — это ее маленькая цитадель посреди тотальной западни, в которую она угодила. Пыря, сунувшись сюда без спросу, показал, насколько крепость ее непрочная, насколько зыбкая, по сути — мираж. Домик Тыквы, поди, прочней будет. От одного этого Лимбо почувствовала себя совершенно одинокой и всеми покинутой. Несчастной! Песчинкой, забытой посреди ледяной пустоши. Отсюда и эта выворачивающая наизнанку дрожь.