— Матрица, конечно, сила, тупая, неумолимая, но не стоит и ее переоценивать. Человеческий мозг, разум — тоже сила, он коварней, изощренней и изворотливей. У каждого есть свои слабости, и свои сильные стороны, надо их использовать. Поэтому — сопротивляться. Иногда простого душевного усилия хватает, чтобы противостоять. Есть еще техника такая, — в кавычках — колдовская. Я в детстве с одной бабушкой общалась, в общем, она практиковала, скажем так, нетрадиционные методы взаимодействия. Немного ворожила, немного колдовала. Такое. Так вот, она меня научила, как следует защищаться от нематериальных энергетических воздействий и прочих дьявольских эманаций. Например, если кто-то пытается навести на тебя порчу или сглаз.
— Ерунда какая! Не думал, что ты такими вещами занимаешься!
— Не занимаюсь. Я тогда молода была, и в трудном положении оказалась. И, кстати, не ерунда, а вполне себе работает и теперь пригодится может. Если хотите, расскажу.
— Валяй! Писателю все в копилку.
— Это просто. Надо вообразить, что вокруг вас находится хрустальный покров, или скорлупа, от которой отскакивает все, что идет к вам извне. Так именно и представить, как поверхность воображаемого колпака блестит, как от него, точно горох, все отлетает прочь. Только надо обязательно постараться сделать то душевное усилие, про которое я говорила, и наделить оболочку собственной энергией. Понимаете? Подпитать ее надо. И не смейтесь, мне в свое время очень помогло.
— Да-да. Все мы под колпаком у матрицы.
— Как хотите. Можете зубоскалить. Но иначе вы в опасности.
— А ты?
— Я тоже. Только я не собираюсь сдаваться. Обсосется!
— Кто обсосется?
— Все!
Не меньше, чем ужину, Лимбо обрадовалась возможности, наконец, помыться. Душ стараниями, очевидно, Генриха, был устроен вполне на современном уровне и работал отлично. Вода была горяча и в избытке, и Лимбо с каким-то поистине религиозным благоговением отдала себя ее власти и колдовству. Господи, наконец-то, шептала она, забираясь под упругие струи. Сделать это ей уже давно мечталось, да и надо было обновиться, потому что без регулярного омовения легко заработать какое-нибудь раздражение, а то и, прости господи, молочницу. Вот чего не хватало, подцепить эту дрянь! Потом ведь шагу не ступишь! Тело женщины требует чистоты, холы и всяческих умащиваний. Поэтому, старательно смыв с себя накопившуюся грязь, тщательно обработав мылом все проблемные места, она испытала чувство, похожее на катарсис. Легкость, восторг, полет! Вот только дел все не было, задержка образовалась, и ей это не нравилось. Впрочем, ничего удивительного, со всеми этими стрессами и треволнениями. Хорошо бы, чтобы быстрей ожидание разрешилось, естественным путем, пока и она настороже, и все наготове. Хуже будет, если брызнет в самый неподходящий момент, захватит врасплох. Ой, только не это!
Еще оставалось решить проблему с бельем. К отсутствию смены она тоже не подготовилась, да и как было, если вырвали, что называется, прямо с грядки. То бишь, с улицы. А здесь с трусами даже Генри не поможет. Да и как ему сказать? Намекнуть? Он же зеленый еще, не поймет, чего от него хотят. Или солдатские труселя притащит, семейные. Ха-ха. Почему, кстати, семейные? Мне они нахрен не нужны. Теперь придется стираться всякий раз, принимая душ, и развешивать в комнате на веревке, в надежде, что к утру высохнет. Вот, ситуация, мазафак! Сколько, блин, это все будет длиться? Может, Пыре условие поставить?
В коридоре ей навстречу неожиданно попался — легок на помине — сам Генри. Она плотней запахнула выданный ей белый махровый халат, надвинула капюшон и прижала скрещенные руки к груди. Классическая поза закрытости и защиты. Парень отчего-то смутился и покраснел. «Что ты тут делаешь? Чего шатаешься? — подумала она неприязненно. — Смущается еще, посмотри на него. Подглядывал, что ли? Вот, мразь!»
Она быстро нырнула в свою кладовую и заперлась изнутри. Включила свет, одинокий светильник под потолком пролился характерным желтоватым сиянием, при котором она осмотрелась. Убого, что сказать? А, плевать! Не век же ей здесь куковать! Первым делом, найдя на стеллажах какой-то шнурок, она привязала его к вертикальным стойкам и развесила на нем трусы и лифчик. Подумала: хорошо еще, что черное белье дотукалась надеть. Ладно, авось высохнет. Окно бы открыть, да что-то стремно.