Обнимая Возлюбленного. Отношения в паре как путь пробуждения

На протяжении пяти лет я следовал разным учениям, но не находил учителя; затем, двадцать лет назад, я познакомился с Суджатой, молодым буддийским монахом, который недавно вернулся из Азии. Меня пригласили вместе с ним работать над его книгой, которая выходила в серии «Mindfulness» издательства Unity Press. Вскоре он стал для меня основным авторитетом. Он изменил меня сильнее, чем я – его рукопись во время её редактуры. Он снова и снова настаивал, чтобы я перестал думать, что я – это мои мысли. «Ты – это не твой ум!» – бранил меня он каждый раз, когда я уносился в бесцельные размышления. «Не думай о буддизме, практикуй». Спустя несколько лет Джозеф Голдстейн, весьма глубокий и преданный своему делу учитель медитации, процитировал слова своего наставника: «Не будь буддистом. Будь Буддой», и так замкнулся этот круг. (Стоит сказать, что с тех пор моё понимание снова изменилось: «Не будь Буддой, просто будь».)

В этот первый год я снова и снова напоминал себе, что я – не мой ум. Это потрясающее откровение и безоглядный выход за рамки обусловленности наталкивались на проявления глубокого смятения и моменты обусловленности ума. Ум говорил и говорил, а сердце мудро кивало в ответ. Когда я бросил вызов привязанности малого ума, заставляющей его держаться за все его мысли и чувства, его авторитет и полномочия стали таять. Малому уму открылся большой ум. Наконец-то малый ум стал восприниматься с великодушным милосердием. Я начал принимать в себе Нарцисса. Тогда Нарцисс оторвался от своего отражения и заплакал от радости, ведь никто прежде так не заботился о нём – и оказался в объятиях этого чистейшего милосердия. Когда старый ум оказывался в своей ловушке, я снова напоминал ему: это только процесс. Когда я настойчиво утверждал, что ум не ограничивается своей обусловленностью – ум терял почву под ногами, ему не на что было опереться. Снова и снова проявлялась неуверенность, которая рождалась в тени всё более глубокого переживания пустотности. Неуверенность желала знать: кто стоит за всем этим, если не ум? Это взвинченный Нарцисс. Испуганный Нарцисс. Однако становилось всё очевиднее, что даже эта неуверенность – «только ум», как говорят те, кто выпутался из этих сетей. Всё, кроме сердца, – только ум.

Тогда я начал понимать, что ум обладает собственным умом. Что мысли продумывают себя. Чувства – чувствуют себя. Ощущения – ощущают себя. И весь этот процесс, который мы постоянно называем собой, –

просто раскрытие этой есть-ности. Когда мы говорим «Я есть», именно

есть-ность делает это возможным, хотя эгоцентрический ум пытается приписать все заслуги себе и тем самым ставит себя под сомнение.

Осознавая, что весь мир – «только ум», в то же время я ощущал, что я – не только ум, в связи с чем моё ощущение Я и другого

необычайно расширилось. Я знал, что я – не ум, как и всякое другое существо. Как и мои возлюбленные, мои дети, мои родители, даже мои учителя. И чем глубже я переживал эту истину, тем меньше я отождествлял ум моих друзей или возлюбленных с их истинным сердцем. Тогда благодаря милосердному вниманию стали проявляться такие утончённые уровни отношений, которые невозможны с точки зрения ума; они пленяли и вызывали глубокое удовлетворение.

В той же традиции, которая предлагает понятия «большого ума», «малого ума» и «только ума», также говорится о «не-уме». Не-ум – это ум, который предшествует появлению «большого» и «малого». Это присутствие внутри присутствия, дыхание внутри дыхания. Не-ум – это полнота сердца. Такие понятия, как малый ум и большой ум, существуют только в уме. Это лишь образования разной плотности в единой безграничности. Использовать такие понятия без осознания изначального простора глубинной реальности – то же, что во время песчаной бури рисовать концентрические круги на песке. Если их понимать как относительные моменты, они способствуют абсолютному пониманию. В малом уме – личностное отождествление с самостью. В большом уме – безличностное отождествление с отсутствием самости. Они взаимодействуют с одними и теми же элементами содержимого ума, но определяют их по-разному. В одном случае содержимое воспринимается как мои мысли, в другом – просто как процесс. Однако в конечном итоге глубинное переживание нашей безграничности растворяет в сущности ума даже такие искусные понятия. «Только ум», вывернутый наизнанку, становится «не-умом». Только ум – это мир как мысль и мышление. Не-ум – это совершенная свобода сердца.

Это отождествление с «большим» и «малым» напоминает буддийский конфликт между т. н. учением старейших, известным как тхеравада, а порой слегка уничижительно именуемым «малой колесницей», и более поздней школой буддизма, махаяной, которые её приверженцы называют «великой колесницей». То и дело одна из школ высмеивает другую за её излишнюю «узость» или «широту». Однако Джозеф Голдстейн, долгое время практиковавший в традиции обеих школ, пишет: «Большая колесница, малая колесница. От любой колесницы её владельцу придётся избавляться за свой счёт!»